ОРАНИЕНБУРГ, ДО И ПОСЛЕ
немного воспоминаний от бывшего первоклассника школы 105

Последний день в Ареде

В лучах солнца из щелей дощатого пола поднимались тонкие почти невидимые струйки дыма.  На месте шкафа сложены большие фанерные ящики,  диван-кровать, на котором спали родители, уже продан. Та же участь постигла шкаф,  стол, изготовленный в ГДР, который было очень удобно раскладывать – если потянуть за половинки столешницы в разные стороны, то центральная часть поднималась и раскладывалась автоматически (нигде и никогда таких столов больше не видел).
Осень 1969 года, совсем недавно был первый звонок, первая пятёрка по письму,  первая четвёрка по счёту, нас, первоклашек, перевели из ДОСА (Дом офицеров Советской Армии), где занимались два первых класса, в «новую» школу, переделанную из гостиницы. Новую гостиницу построили рядом, а старую отремонтировали и отдали под школу. Старая школа - деревянная изба, была через дорогу, обогревалась пеками. А теперь паровое отопление, как во всех пятиэтажках нашего военного городка. Так что,  если раньше школьники обогревались в школе, то теперь будут мёрзнуть и в школе и дома.
Сегодня мы с мамой уезжаем на поезде от Нерчинска до Москвы, где живёт бабушка. Поезд прибывает поздно ночью. Он будет идти дней шесть. Там будет ароматный чай, с дымком и сахаром в упаковке по два кусочка, в тонких стаканах в подстаканниках, сопровождаемый нежным  звоном ложечек. Там по вагону будут носить в нержавеющих  плоских кастрюльках поставленных друг на друга ароматный борщ, суп с фрикадельками, кислые щи... А за окном леса и  леса, редкие землянки, домики обходчиков, полустанки, мосты…
[align=left]Я лежу в своей кроватке и смотрю на эти то ли струйки дыма, то ли летающую пыль, на крашеные доски пола - раньше эти доски были покрыты «кошмами»  - толстыми войлочными коврами, из которых делают национальные монгольские (бурятские) «избы».
Наконец запах гари постепенно становился сильнее, и мама выпроводила меня на улицу. Мы живём на первом этаже пятиэтажки в угловой квартире,  в торце, под нашим окном находится плоская крыша входа в подвал. Я спускаюсь по ступенькам, открываю дверь вхожу внутрь,  делаю несколько шагов и останавливаюсь – за поворотом очень темно и ничего не видно. Возвращаюсь наверх, обхожу дом, меня обгоняет солдат, и сходу колотит каблуком сапога по подвальному окошку, забитому досочками,  которые под  его ударами  трескаются, и в образовавшуюся дыру валит дым. К дому подъехали пожарные машины, в одной из квартир в центре дома на первом этаже взломали пол  и пролили водой. Оказалось, загорелся кабель в подвале, долго тлел, а потом разгорелся . . . 
Прошлой зимой в нашем доме батареи не столько обогревали, сколько холодили квартиру. Электроплиты не работали, так как строительство трассы высокого напряжения, ток от которой должен был поступить на плиты, шло не шатко не валко. Готовили на керосинках. На них грели баки с водой и вносили их в комнату для обогрева. Чтобы тепло не улетало в вентиляцию, её заклеили и поэтому на кухне, на стене, за которой  находился подъезд от пара намерзал лёд. Отец брал топорик и сбивал ведро льда, шёл в туалет и выкидывал его в ванну, где он и таял весной. Понятно, что о горячей  воде не могло быть и речи, а холодная иногда замерзала в трубах, и тогда приезжала водовозка.
После нашего отъезда зимой в доме полопались батареи, и все семьи офицеров были отселены.
И вот мы на станции. Днём светило солнце и казалось, осень ещё будет длиться, но вечером пошёл первый снег мягкий и невесомый.  Он размыл свет редких станционных фонарей, приглушил гудки паровозов,  лязг сцепки и стук колёс.
До прибытия поезда ещё много времени и мы с отцом оставляем маму в комнате матери и ребёнка, и идём в станционную столовую. Обеда не было из-за пожара и мне очень захотелось есть. Мне приносят фарфоровую тарелку вегиторианского прозрачного супа из зелёных листьев капусты. Вкуснота. Приходят рабочие-железнодорожники, им приносят не фарфоровые тарелки, а в миски из нержавейки, они едят с шумно и сосредоточенно.
Вот мы в поезде.  Отец остаётся на перроне, ему ещё надо добраться до Ареды. Вот и всё – прощай, забайкалье, место ссылки декабристов,  бескрайняя территория детства.
Отца перевели с Дальнего Востока в ГДР – от границы с Китаем, где было очень неспокойно, и совсем недавно был Даманский. Почему-то поехать сразу с отцом в Германию мы не можем, поэтому едем в Москву к бабушке и только летом 1970 окажемся в Ораниенбурге.[/align]

Брест – Берлин
(Как первоклассник в первый раз пересекал границу и что из этого могло получиться)
Первая поездка в ГДР. Мы едем опять вдвоём с мамой. Брест. Пограничники забрали паспорта  для проверки. Билеты у нас только до Бреста. Мама оставляет меня в поезде, а сама бежит в кассу за билетом Брест – Берлин. Там она встаёт в очередь в кассу и когда подходит к окошку, выясняется, что нужно идти в воинскую кассу и там реализовать воинское требование на выдачу билетов для членов семьи военнослужащего. Получив наконец билеты, она бежит на платформу и не находит поезда, в котором она меня оставила. 
Я сидел в купе. Мама ушла,   и мне оставалось только одно - смотреть в своё  окно. Вдруг поезд двинулся и ушёл от вокзала, остановился, встал между каких-то железных прямоугольных колонн. Напротив стояли вагоны, вокруг них забегали люди,  и вскоре и наш вагон и соседние начали незаметно подниматься, а колёса остались на месте, их откатили, а на их место вкатили другие по узкой колее рельс, потом нас медленно опустили эти самые колонны, и вскоре мы были у перрона. Но мамы всё не было и не было.
Мама металась по вокзалу и не могла понять, где же её поезд и ребёнок. Потом ей кто-то сказал, что номер поезда в Бресте изменяется, и она ищет поезд, которого уже нет.
Она вошла в вагон за несколько минут до продолжения пограничного контроля. Вышколенные, габаритные, выглаженные, подчёркнуто вежливые пограничники. Один возвращал ранее отобранные загранпаспорта, а другой досматривал вещи. Быстрыми и чёткими движениями он прощупал постели, потом потребовал багаж нашей соседки, щелкнули замки чемодана, ловким движением руки он откинул бюстгальтеры  и трусики, под которыми лежали блоки болгарских сигарет «ВТ» и советская  водка «Столичная».  В то время провести с собой можно было только два блока сигарет и две бутылки водки, остальное являлось запрещённым к вывозу и подлежало изъятию, при этом в течение двух недель или месяца это можно было забрать и увезти обратно в Союз. Из сумки движением фокусника погранец извлёк ещё два блока сигарет «Столичных».  Наши вещи погранцы даже смотреть не стали, а соседку с «контрабандой» отправили в «приёмный пункт» запрещённых к вывозу вещей. Возвратилась она с авоськой, с которой лежали пачки сигарет  из разорвавшегося блока. Эти сигареты добрые погранцы у неё не забрали.  Поезд тронулся, и соседка извлекла из сумки незамеченные две бутылки водки, купленные соседкой вместе с двумя изъятыми блоками сигарет  в Бресте.
Вот и граница позади и к нам приходят польские пограничники, приставляют два пальца к козырьку, смотрят паспорт, шлёпают печать, два пальца к козырьку и мы опять едем. Поразило то, что вдоль железнодорожного полотна растут деревья и их ветки цепляют вагон.
Остановка. «Гутен таг» - это уже немцы. Паспорт, печать, «Видерзеен».
Почему-то в памяти не осталось поездка от Берлина до Ораниенбурга.
Мы получили комнату площадью метров 20-30 в трёхкомнатной квартире на первом этаже двухэтажного дома.

Соседи.
(с песней по жизни)
И так мы получили комнату площадью метров 20-30 в трёхкомнатной квартире на первом этаже двухэтажного дома.
  Семья соседей занимала две комнаты большую и маленькую.
Утро! Утро начинается с рассвета… У нас утро начиналось с песен. Сначала из большой соседской  комнаты с народной песней в туалет или на кухню в полурасстёгнутом халате выпархивала, топоча пятками,  жена нашего соседа-прапорщика. За ней в коридор  выходил, нет, вылетал,  их трёхлетний сын с железной грохочащей  машинкой на верёвочке и с песней «отуся, отуся, отуся». Потом нехотя из своей коморки появлялся ещё один сын- семиклассник, и каждый сначала в ванне, потом  на кухне перед завтраком распевал своё.
Отопление было печное. В углу стояла на чугунных ножках печка, покрытая изразцами коричневого цвета. Топилась она брикетами - такими шайбами из торфа и угольной крошки. Встречались ещё и   прямоугольники с закруглёнными краями. Брикет привозили, наверное, раз в месяц, Вываливали его на чёрное пятно за домом и все бежали с вёдрами, корзинками, а один холостяк приходил с чемоданом и аккуратно укладывал туда брикет к брикету. У нас были на кухне и в туалете два ящика, куда и сваливали брикет. А еще было в подвале помещение, куда тоже можно было свалить брикет.
Наш сосед семиклассник топил печку сам. Он занимал маленькую, метров 7-9 комнату, и родители предоставляли ему максимум свободы. Однажды он заглянул к нам в комнату и пригласил посмотреть, как он топит печку, он был так горд собою, что я пошёл смотреть на показательную топку. В его комнате было не просто жарко, казалось, жар пустыни Сахары добрался целевым образом до этой комнаты. Он погасил свет, взял кочергу и провёл по железным частям печки  и в разные сторон полетели искры.

Отредактировано Юрий Серьёзнов (2010-05-25 18:44:52)