Товарищи, Нелли молодец, она нас подтолкнула к действию.
Следущие по возрасту должны идти мои воспоминания.
Сегодня сел, и из своих обширных воспоминаний составил нечто более компактное по принципу - Германии+Я. В прежней редакции было наоборот.
Это первый вариант. Сопровождающие фото подберу далее.
По примеру Сергея Челпанова перенес все в отдельную тему.
И так
Вернойхен образца середины пятидесятых годов
Александр Георгиевич Федоров
Мне захотелось разбудить свои воспоминания и дать художественный образ моего детства в ГДР читателю, воссоздать ауру тех времен, так, чтобы повествование, по-возможности, захватило читающего, чтобы на некоторое время он стал мной, жил моими чувствами и переживаниями.
И вместе с тем хотелось, чтобы присутствовал факт, точное, на сколько я это помню, воспроизведение той действительности. Человеческая память ассоциативна - одни воспоминания вызывают в памяти новые, так и появилось это повествование.
Весной или летом 1954 года отец принес нам радостную новость – его полк отправляли в Германскую Демократическую Республику – ГДР. Полк в полном летном составе в ГДР перелетел, а семьи долго ехали в двухосных вагонах-теплушках с нарами на две семьи вместе со своим имуществом.
В Вернойхене нас разместили на втором этаже здания бывшего холостяцкого офицерского общежития немецких авиаторов истребительной школы 01, начавшей свою историю с 1937 года, как я потом выяснил в Интернете. Это был относительно большой двухэтажный, оштукатуренной под «шубу» дом. Дом весь увит плющом дом, с красной черепичной крышей, с одним подъездом с правой стороны здания.
Отец с утра уходил на службу, я осенью пошел в первый раз в первый класс начальной гарнизонной школы, а мама оставалась на хозяйстве.
Общежитие, где мы расположились, состояло из небольших комнат, располагавшихся по обеим сторонам широкого коридора. Они предназначались
для семей без детей и для малодетных семей. Первые квартирьеры, которые побывали в Вернойхене, преподнесли об ожидающей нас действительности самые отрадные вести. Что кухни прекрасно оборудованы, по европейскому стандарту, и допотопные наши керосинки, примусы и керогазы, на которых готовили в Союзе надо оставить там. Будете готовить на газе или электричестве. Сказано-сделано.
Только мать, наученная горьким опытом жизни, взяла на всякий случай пару примусов. На них мы готовили в долгой дороге, и они, в первое время после приезда, были единственными приборами для приготовления пищи для всего нашего этажа, потому, что помещение, выделенное под кухню, было девственно пусто.
На пользование примусами ежедневно устанавливалась жесткая поминутная очередь.
Вместо керосина, пути добывания которого еще не были разведаны, в дело пошло реактивное топливо для самолетов.
Это потом уже установили стальные, выложенные изнутри огнеупорным кирпичом, плиты, которые топились невиданным тогда в России брикетами из бурого угля, которые завозили к специально построенному для этой цели дощатому сараю за домом. Все в городке делалось по российским меркам, как привыкли, европейское влияние в быту сказывалось слабо.
На кухне велось общение офицерских жен, их было более десяти человек, плит - не более двух-трех на кухню, что создавало известное напряжение в очередности -надо было готовить и пищу, и подогревать воду для стирки. Стирали тоже на кухне, на стиральных досках, рабочая часть которых была выполнена из волнистого оцинкованного железа. Молодежь вряд ли видела такие портативные «стиральные машинки».
Кухня была «дамским клубом», где обсуждались новости части, услышанные от мужей, международное положение, и, конечно же, обсуждались свои женские вопросы по всем темам -покупки, «who is who».
Наверху располагался обширный чердак, т.е. крыша была стандартно-немецкая для того времени, крытая черепицей. Сейчас, на современных снимках видно, что часть крыши, как раз над нашей комнатой, то ли обвалилась, то ли разобрана.
На чердаках в нелетную погоду наши мамы вешали для просушки белье, а еще с чердачных окон открывался живописный вид практически всего нашего военного городка - ведь тогда домов выше двухэтажных не было
Внизу нашего дома, в подвале, располагался гарнизонный продуктовый склад, куда мы с отцом ходили получать месячный продуктовый паек на всю семью. В пайке были всевозможные крупы, консервы, соленая треска. Правда, зачастую отец питался в офицерской столовой, которая располагалась рядом с местом его службы.
Можно было паек не получать, а брать за него денежную компенсацию. Помнится, делалось и так и этак, причин не знаю.
Конечно, много продуктов, особенно замечательные немецкие сладости – карамельки в пластмассовых коробках (это-то в середине пятидесятых годов!), вафли в шоколаде, или без него – отменная вкуснятина - покупались в гарнизонном магазине.
Ну, а в немецких магазинах под заказ можно было купить все, до канадской цигейковой шубы, ведь граница с Западным Берлином - зоной союзников СССР по второй мировой - тогда была открыта.
Запомнились классические, сочащиеся жиром, немецкие сосиски «от Мутти» - так назывался небольшой частный немецкий магазинчик в Вернойхене – составляющие в комплекте с пивом настоящее объедение.
Замечательное немецкое пиво, в небольших 350-грамовых бутылочках с многократно закрывающейся - открывающейся фарфоровой пробкой на проволочном рычаге, бралось отцом в обмен на пустые бутылки с доплатой, целыми авоськами, на неделю. Оно было и светлое, и темное, ну а я получал свои бутылочки с лимонадом.
Почти каждый день, при хорошей погоде, в голубом небе Вернойхена неспешно выплывал из белых барашков-облаков серебристый самолет Дуглас, как мы, мальчишки, по примеру наших отцов, его называли. Из него, с небольшой высоты, градом сыпались черные точки-парашютисты. Велись запланированные учения летчиков, ведь каждый летчик, точнее каждый, кто непосредственно летал на Ил-28 - а в экипаже самолета таких было трое - летчик, штурман и стрелок-радист - должны по плану боевой подготовки периодически совершать определенное количество прыжков.
И мы, пацаны, прикрывшись от яркого солнца глаза тыльной стороной ладошки, с замиранием сердца наблюдали за процессом раскрытия огромных шелковых полусферических куполов парашютов, которые потом неспешно плыли по небу целыми скоплениями белых облаков.
На гарнизонном стадионе часто проходили строевые смотры частей, где под музыку сияющей меди военного духового оркестра стройно маршировали по гаревым дорожкам стадиона колонны солдат во главе с офицерами, все в парадных формах. До сих пор помню мелодии маршей, которые играл военный оркестр, гордое пение труб, звон медных тарелок и гулкие удары барабана. И когда сегодня эти мелодии случается иногда снова услышать, сердце сладко замирает от воспоминаний и начинает гулко стучать в такт тому маршу, и снова видишь себя
с друзьями-мальчишками на лавочках того стадиона с широко раскрытыми глазами и ртами, внимающим волнующему нас действу
На Новый год мы поставили елку в своей маленькой комнате площадью 16-18 метров, с одним широким окном. Из мебели там стоял посредине комнаты стол универсального назначения, в левом углу - платяной шкаф, справа – две кровати у стены. У входа стояла небольшая тумбочка и располагалась раковина с холодной водой.
И раз уж повествование коснулось Нового года, нельзя не упомянуть о немецких елочных игрушках. Ничего подобного ни раньше, ни позже, в Союзе я не видел.
Яркие, из тонкого стекла, разноцветные, сверкающие, покрытые переливающимся снегом. Фонарики, павлины на прищепках с пышными хвостами, гудящие дудки, звенящие колокольчики, всевозможные разноцветные светофоры, шары, хлопушки с сюрпризом, разноцветные свечи, наконечники для елки с колокольчиками и пятиконечной звездой, и, конечно же, одноцветные и разноцветные, с узорами, бусы…
Венец - раскладной картонный сказочный домик с подмигивающим, если его подергать за бороду, Дедом Морозом, нет, наверное, Санта Клаусом, закладывающим подарки в повешенные около елки разноцветные полосатые длинные носки. Рядом с домиком стояли лапландские олени; за застекленными целлофаном окнами собралась вся семья за праздничным столом.
Несколько игрушек до сих пор уцелели и являются главным украшением нашей елки.
Военный городок был живописный, весь в зелени, уютный, с чистыми асфальтированными дорогами.
Чуть подальше от нас располагались две улицы, одну из них потом ее стали называть Коломыйской, по имени городка на Западной Украине, из которого часто приезжала замена летного состава, другую, рядом с забором-Заборной Там стояли комфортабельные, по меркам того времени, коттеджи довоенной постройки для офицеров с многодетными семьями.
А вообще, хорошо жилось всем нам, в особенности мне в это время. Ничто не заботило, ничего не висело над тобой. Беззаботное безоблачное детство, с гонками на велосипедах по городку – в Союзе тогда такого формата велосипедов не выпускали.
Где-нибудь в гуще непролазного кустарника (у нашей команды - в середине громадного старого куста колючего шиповника, в середине которого ничего не росло; к этому пустому пространству вел хитрый незаметный лаз с одной стороны с полметра всего высотой, так, что приходилось туда пробираться на карачках) мы устраивали свой «штаб», где хранили свое личное оружие и коллективное, старое негодное оружие, винтовочные и автоматные стволы.
Этого добра можно было набрать в старых окопах и землянках, еще во множестве встречавшихся тогда в городке, ведь городок в войну готовился к обороне, хотя, по сводкам нашего командования, он был захвачен с ходу 21 апреля 1945 года.
Немецкое командование приказало, правда, развернуть против прорвавшихся танков на восточной окраине аэродрома 88-миллиметровые зенитные пушки. Но бой, как выразился один из немецких участников боев, «не мог продолжаться долго».
Возможно, военный городок бомбили, по крайней мере, в округе было много разрушенных до фундамента домов, уже заросших травой и деревьями.
В городке оставались таинственные места. Во-первых - многоэтажный железобетонный куб около аэродрома без окон со странным боковым входом и еще более странной планировкой внутри. По периметру каждого этажа располагались помещения, а внутри через все этажи шел пролом в потолках-полах, метра 3х3. Когда мы бросали вниз камень, внизу раздавался плеск. И еще интересный факт – на крыше бункера располагался бетонный грибок с узкими окнами.
Так вот, хорошо помню, как мы поднимались по лестницам, но когда дошли до последнего этажа, лестницы наверх, в бетонный гриб, не оказалось. В самих помещениях было девственно пусто, не было, насколько я помню, ни следов какого-либо оборудования, ни дверей в помещения, ни электропроводки, вообще ничего антропогенного, кроме, разве разбросанных везде на полу куч высохших человеческих экскрементов, уж не знаю каких времен.
Здание производило характер недостроенного.
Вертолетов тогда не было на вооружении, и вопрос с грибком остался открытом и интригующим, по крайней мере, для нас. Правда, на нынешних снимках куба, видна наружная железная лесенка к нему. Но все равно, назначение и бункера и грибка на нем оставалось загадочным, и только совсем недавно я вернойхенском сайте Мартина Кубана нашел информацию, что этот бункер вместе с самолетами аэродрома должен был использоваться (использовался?) для ночного радиолокационного перехвата самолетов антигитлеровской коалиции.
Рядом, в валах стрельбища были узкие бетонированные ходы, ведущие вниз. Но глубже, на ступеньках лестницы тоже стояла вода. Помню разговоры, что пытались откачать эту воду, но она не убавлялась после многих часов откачки, взрослые поговаривали, что возможно ходы соединялись подземными каналами с какими-то водоемами. Как видите, было, что посмотреть, где поиграть и полазить, несмотря на все строжайшие запреты родителей.
Нас попытались подружить с немецкими ребятами-школьниками, в киноконцертном зале дома офицеров для нас они устроили концерт и поставили какую-то антифашисткою пьесу, судя по всему, ведь язык мы не знали, кроме нескольких слов и фраз.
Тем не менее, пьеса нам очень понравилась, главное образом своей атрибутикой – очень похожими на настоящие деревянными винтовками. В перерыве немцы неосмотрительно сложили свои деревяшки в трибуну на краю сцены и нашим ребятам с первых рядов, по нашему первому впечатлению, очень повезло. Они быстро растащили винтовки, а нам, сидящим от сцены дальше, их не хватило. Впрочем, это завидование длилось недолго, разразился приглушенный международный скандал, по залу забегали учительницы, разоружая народ и записывая фамилия счастливцев, родителей которых на следующий день вызвали в школу. На этом смычка с немецкой молодежью закончилась.
Вообще, с немцами было мало контактов. Разве, что с вольнонаемными в городке – водопроводчиками, уборщицами или на немецких праздниках.
Немцы умели замечательно веселиться. Без непременного у нас пьянства с сопутствующими, но с пивом, буфетами со всякой снедью, музыкой, лотереей, для детей были карусели и другие аттракционы, где мы однажды выиграли какой-то комнатный цветок. Я никогда не чувствовал от немцев какой-то враждебности по отношению к нам, если оно и было, то достаточно хорошо скрывалось, в свою очередь, сам такого чувства не испытывал.
Как-то в квартиру к нам пришел водопроводчик, немец, ремонтировать водопровод. Для этого он разжег паяльную лампу. Она гудела, выбрасывая тугой синий сгусток пламени. И тут ко мне зашел сосед по дому и одноклассник Корнев. Увидев горячую лампу, он что-то вообразил и стал говорить: - «Огонь по немцам!». Я его толкал в бок, показывая на водопроводчика. А тот вдруг заговорил…по-русски. Оказывается, он был у нас в плену в войну.
Слова, которые он сказал, врезались мне в память; - «Прошло уже десять лет после окончания войны, а даже для мальчика немцы до сих пор остались врагами. Сколько же надо времени, чтобы мы снова, как когда-то, стали друзьями».
И вот сейчас, когда прошло уже более шестидесяти лет после окончания войны, русские часто бывают в Германии, немцы у нас, с ФРГ у нас установились довольно дружеские отношения. Развиваются и дружеские связи на уровне простых людей, а это самое главное.
Осенью 1956 год начались так называемые «Венгерские события», совсем не по сценариям сегодняшних «бархатных цветных революций», стали обстреливаться наши воинские эшелоны в Польше. Учения в городке шли круглосуточно, наша могучая прожекторная установка, стоящая метрах в ста от нашего общежития, почти каждую ночь бросала голубые конусы света в черное ночное небо. Не знаю, какая польза была от ее работы, но нам она спать не давала и, вообще, создавала нервозную обстановку.
На территории городка и в окрестностях часто находили листовки антисоветского содержания. Круглосуточно на нас работало Радио Свобода, Голос Америки из Вашингтона. Как раз в это время отец приобрел маленький розовый советский приемничек «Москвич», и вот уже этот приемник отец, как поется у Высоцкого, правда, в настоящем времени «…ночами крутит, ловил контро-ФРГ»
Мощные глушилки старались спрятать передачи радиостанций «свободного мира» от нас, которые в ответ на это часто меняли частоту. В этих передачах интересен был часто сам фактический материал, который у нас часто не озвучивался.
Были поставлены два высоких шеста по торцам дома на чердаке, и длинная, метров 30, с самолетными стеклянными изоляторами, антенна. На снимке 2006 года эти, или уже другие, один накренившийся шест виден.
А вдруг все же это наш, частичка той жизни…
Холодная война была в разгаре и грозила превратиться в горячую.
Отец уходил на службу рано, когда я еще спал и приходил с нее поздно ночью, или вообще оставался на дежурстве круглосуточно, по несколько дней. Выходных у военных людей тоже не было, зато были постоянные тревоги – к отцу прибегал посыльный, телефона у нас не было, громко стучал в дверь и кричал: - «Тревога!». Отец мгновенно вскакивал с постели, быстро одевался, брал небольшой тревожный чемоданчик со штатным набором предметов первой необходимости, прощался с нами и вот уже по коридору грохочут его сапоги, вместе с сапогами других офицеров.
И все мы не знали, учебная это тревога или настоящая, вернется он или нет. Конечно, тогда об этом думала мама, я и не представлял, что такое может с отцом случиться.
Отец жил в это время на аэродроме, лишь изредка забегая к нам. К фронтовым бомбардировщикам Ил-28, которыми была вооружена наша летная часть, подвесили бомбы, были розданы цели, полк стоял в полной готовности по сигналу немедленно подняться и приступить к выполнению боевой задачи.
Полк, в котором служил отец, входил в состав 132-й Севастопольской Краснознаменной Бомбардировочной Дивизии. Она была первой в ГСВГ, оснащенной ИЛ-28, в ней было 31-35 самолетов. Как я уже писал, полк прибыл из Станислава, ныне Ивано-Франковска, на Западной Украине.
Несколько слов для любознательных, которых интересуют эти самолетом. Это был фронтовой или тактический бомбардировщик, обозначавшийся в НАТО, как «БИГЛЬ» с двумя двигателями Климова на базе лицензионных Роллс-Ройс. Самолет имел сравнительно небольшие размеры.
Мы, мальчишки, конечно, ничего этого не понимали и спокойно учились в своей прекрасной начальной школе №66 нашего военного городка. Школа была новая, светлая, с большими окнами и высокими классами, новыми партами. Все ученики щеголяли в костюмах или платьях, формах. Все было прекрасно, эту пору я вполне заслуженно называю «золотым детством».
Как апофеоз этого периода осталось в памяти картинка – происходит «возвращение ИЗ СССР» в Вернойхен с родителями из отпуска. Разгар лета, сияет нежаркое европейское солнце, все такое родное и привычное. Все в природе так гармонично, душа поет, а на улице меня восторженно встречает наша ребятня, наши души переполняет восторг встречи и мы, по пояс в густой траве, закинув головы, с воплями и гиканьем несемся вскачь…
А вокруг была чужая Германия, городок был окружен лишь колючей проволокой, стоящей со времен войны, и в некоторых местах высоким, но ветхим деревянным забором - вот и вся защита, солдаты были на боевых постах.
Ходили, правда, согласно полученным позднее сведениям, по определенным маршрутам патрули из двух солдат и офицера, но что-то встречи с ними не врезались мне в память
Жены офицеров нервничали и хотели побыстрее выехать в Союз, опасаясь начала войны, понимая, что они с детьми будут первыми жертвами в начавшейся заварухе.
Но удалось это немногим, все выезды запретили, опасаясь паники, а мать сумела организовать медицинскую справку, что бабушка очень болеет, и нас… выпустили, в порядке исключения.
Ехали на Родину через Польшу, запомнились куртуазные офицеры-пограничники, в четырехугольных конфедератках, прикладывающие к козырьку фуражки два пальца, приветствуя нас:- « Пани, Панове…».
Последним прощанием с польскими пограничниками и закончилась пора пребывания в ГСВД, пора интересная, о которой сохранилось много воспоминаний, до этого времени они были отрывочные, фрагментарные. Это было пора превращения малыша в мальчика, со своими первыми серьезными обязанностями – школой. И вместе с тем, эта была пора золотого безмятежного детства, которое осталось со мной навсегда.
Воспоминания о «золотом детств»е в Вернойхене были самыми дорогими,
согревающим душу «во дни торжеств и бед народных». Кроме воспоминаний пятидесятых годов, других сведений я о первом, оставшимся глубоко в памяти, городе детства, не имел. И они уже давно транслировались в традиционный пакет видеорядов, которых можно было прокручивать в своем воображении.
Скульптура бронзового оленя на площади, подаренного по слухам немецкой авиационной части самим Герингом (последнее не подтвердилось, оленя переместило наше командование в городок в 1945 году из замка Хиршфельд, теперь олень снова бегает на своей исторической родине). Был там непонятного назначения бетонный куб без окон близ аэродрома, высотой этажей 5, сам военный городок и различные случаи, происходившие в нем со мной, частично рассказанные в этом опусе.
Все это было давным-давно. Кажется, это останется со мной навсегда, неизмененным, вечным, застывшим в том времени.
И вдруг во время написания этого произведения я зашел в Интернет, чтобы уточнить написание слова гаштет и буквально подпрыгнул. Это слово упоминалось в сайте учеников бывшей 27 школы в Фюрстенвальде, ГДР, неподалеку располагался и г. Вернойхен. Из чтения этого сайта я узнал, что уже года четыре организовалось движение бывших учеников школ ГСВД (ЗГВ). Со своими форумами, списками, фотоальбомами, перепиской и встречами через много лет в нынешних странах СНГ, обломках прежде могучей военной державы СССР, победившей фашизм.
И вот я уже нашел свою школу, прогулялся по улицам городка с помощью Гугла, нашел свой дом – это было вторым потрясением, душа пела от казавшейся немыслимой встречи с детством через пятьдесят лет. Фотографии тех времен, знакомые до боли места.
Поразили фотографии сегодняшнего времени городков – полная запущенность, дома стоят частью пустыми, с выбитыми окнами, двери и окна часто забиты досками, дороги и дорожки зарастают травой и деревьями. Не смогли немцы сразу переварить такое крупное наследие Советской Армии - ведь только боевой состав насчитывал до четырехсот тысяч, а еще семьи, вольнонаемные… Общее количество больше миллиона. 6 различных армий, более 100 школ в городках – данные взяты в сайтах.
Некоторые «счастливцы» даже умудрились побывать в теперешние времена на место прежних военных городков, где они когда-то жили. Но я им не очень завидую, уж очень не к лучшему изменились эти места.
Эти бывшие школьники в большинстве сохранили, как и я, самые теплые воспоминания о времени, проведенном в ГДР.
Я думаю, что сыграла роль оторванность нас, этих детей, от родины, их ограниченная численность в каждом городке, где все почти всех знали, если не по имени, то в лицо. Все они были детьми офицеров, достаточно обеспеченных. Жизнь в городках проходила спокойно, без всяких эксцессов, все дети представляли, в сущности, один социальный слой. Вот все эти причины, по моему, привели к тому, что почти у всех об этом времени остались самые отрадные воспоминания, дружеские привязанности не забылись.
Отредактировано Вернойхенец55 (2010-09-21 09:15:58)
