Хочу разместить на этой теме фото лётного планшета отца, до сих пор храню.
  На внутренней строне планшета можно разобрать надпись: "Dresdner Ledet(f)waterfabri...1 с, К, 1954. По всей вероятности, это название немецкой фирмы - производителя.К-непонятно, думал КОЖА, посмотрел перевод-начинается с Н по-немецки.
  Настоящая кожа, отец пратически не пользовался.
  А может в свободных темах откроем новую-МУЗЕЙ ВЕЩЕЙ ИЗ ГДР, что-то ведь сохранилось от тех далеких времен?

Вот мемуары немецкого пилота военного. Они любопытны тем. что в них есть упоминание о Вернойхене в 30-40г 20 в, есть и главы, посвященные началу войны. Поразительно, с каким презрением он относится к нам!

СОДЕРЖАНИЕ • «ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА» • ДНЕВНИКИ И ПИСЬМА
________________________________________

26 АВГУСТА 1940 ГОДА
Я стану летчиком-истребителем.
Несколько дней назад пришли приказы о переводе Менапасе и меня в школу летчиков-истребителей № 1 в Вернойхене. Сегодня днем мы совершили наш первый полет на боевых «AR-68». Наш инструктор — сержант Куль, который отличился в боях в Польше и Франции. Конечно, его опыт бесценен. От волнения у меня даже выступила испарина, когда мы приземлялись.
Продолжается и наша общая военная подготовка. Мы изучаем базовую тактику воздушного боя.
Начальник нашего училища — полковник, граф Хувальд, служил в знаменитой эскадрилье «Рихтхофен» во время Первой мировой войны. Главный инструктор — майор фон Корнацки{3}. До недавнего времени он был заместителем рейхсмаршала Геринга. Каждый из офицеров и инструкторов — опытный боевой в прошлом летчик.
12 ОКТЯБРЯ 1940 ГОДА
Я надеялся, что меня отправят в действующие части в этом месяце. К несчастью, наши тренировки отстают от расписания из-за плохой осенней погоды.
Сейчас мы занимаемся очень интенсивно. В последнее время каждую неделю происходят одна или две катастрофы в нашей группе. Сегодня разбился сержант Шмидт{4}. Он был из нашей пятерки.
Несколько дней мы проходили теоретический курс подготовки к полетам на «Мессер-шмитте-109», он очень сложен в управлении, очень опасен поначалу. Мы уже можем повторить каждое движение даже во сне.
Этим утром мы выкатили из ангара первый «109-й» и подготовились к полетам. Мы бросили жребий, решая, кому лететь первым. Выпало сержанту Шмидту. Он взлетел на большой скорости, такая поспешность может привести к аварии на взлете, если не соблюдать осторожность. Преждевременная попытка набрать большую высоту могла привести к тому, что самолет стремительно войдет в штопор. Я видел это много раз, чаще всего это заканчивалось смертью пилота.
Шмидт пошел на посадку, совершив один круг над аэродромом, но неверно выбрал скорость. Она была выше той, к которой он привык, поэтому Шмидт не попал на взлетную полосу. Он зашел на посадку снова, но опять неудачно. Мы начали волноваться — было видно, что Шмидт потерял хладнокровие. Он поднялся и совершил последний разворот, перед тем как заходить на посадку, когда машина заглохла из-за слишком низкой скорости, потеряла управление и, рухнув на землю, взорвалась в пятистах метрах от начала посадочной полосы. Мы как безумные рванули к месту катастрофы. Я подбежал первым. Шмидта вышвырнуло из кабины, и он лежал в нескольких метрах от обломков самолета. Весь в крови, он кричал как дикий зверь. Я наклонился над телом моего товарища и увидел, что у него оторваны обе ноги. Я приподнял его голову. Его крики привели меня в ужас, кровь текла по моим рукам. Я еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Потом крики прекратились, и наступила еще более страшная тишина. Когда подбежал Куль вместе с остальными, Шмидт был мертв.
Майор Корнацки приказал немедленно возобновить полеты, и менее часа спустя другой «109-й» выкатился из ангара. Теперь наступила моя очередь.
Я зашел в ангар и смыл с рук кровь. Затем механики затянули мне ремень безопасности и отбуксировали мой самолет к взлетно-посадочной полосе. Мое сердце бешено колотилось. Даже оглушительный грохот двигателя не мог заглушить предсмертных криков Шмидта, раздающихся в моих ушах. Еще до взлета я заметил на моем комбинезоне большие темные пятна крови. Я испугался. Меня охватил дикий, парализующий страх. Единственное, что меня утешало, — это то, что никто не видит, как я напуган.
Я несколько раз облетел аэродром и постепенно успокоился, ко мне вернулось хладнокровие. В конце концов я настолько овладел собой, что смог пойти на посадку. Все прошло хорошо. Я еще раз взлетел и снова посадил самолет, потом проделал то же самое в третий раз.
Слезы стояли у меня в глазах, когда я откинул крышку кабины и снял шлем. Спрыгнув с крыла, я не мог остановить трясущиеся колени.
Неожиданно передо мной вырос Корнацки. Суровый взгляд стальных глаз сверлил меня насквозь.
— Вам было страшно?
— Да, господин Корнацки.
— Вам лучше скорее привыкнуть к этому, если хотите участвовать в бою.
Мне было очень стыдно. Лучше бы я провалился сквозь землю.
14 ОКТЯБРЯ 1940 ГОДА
Этим утром я в числе других кандидатов из сержантского состава участвовал в траурной церемонии похорон сержанта Шмидта.
Позже вечером над летным нолем опять случилась катастрофа - столкнулись самолеты. Два курсанта, совершающие второй полет, погибли мгновенно. И снова я оказался среди тех, кто первым прибыл на место катастрофы, и вытащил из-под обломков тело одного из пилотов. Его голова превратилась в бесформенное месиво.
При таких обстоятельствах меня скоро перестанет пугать вид окровавленных останков летчика, лежащего среди обломков самолета.
15 ОКТЯБРЯ 1940 ГОДА
Замечательный день 1 октября 1940 года мне присвоено звание прапорщика военно-воздушных сил.
17 ОКТЯБРЯ 1940 ГОДА
Вернойхен расположен совсем недалеко от Берлина, и я завел привычку проводить каждые выходные в большом городе. Обычно я останавливаюсь в маленьком отеле недалеко от Фрид-рихштрассе. Быстро обследовал все кабаре и бары, расположенные недалеко от зоопарка, на улицах Курфюрстендамм и Фридрихштрассе, рядом с музеями, театрами и прекрасными зданиями на Унтер-ден-Линден и в Лустгартене. На выходные я возвращался в город, где царило неистощимое веселье. Каждый раз погружался в водоворот развлечений большого города, блеск которого еще не затронула война.
Мой девиз: «Живи и учись у жизни».
У меня еще никогда не было достаточно денег с тех пор, как я приехал в Вернойхен.
8 НОЯБРЯ 1940 ГОДА
Получен приказ: «Прапорщики Хардер, Хоип и Кноке, сержант Куль, инженер капрал Хензе должны отправиться в Мюнстер (аэродром Лодденхайде) на самолете «Юнкере-160 СЕКЕ» с целью получения и доставки в Вернойхен трех самолетов «Мессер-шмитт-109».
«СЕКЕ»{5} — новейшая модель транспортного самолета. Из-за плохой погоды мы отложили взлет до 10 часов.
В воздухе мы не смогли убрать левое шасси, поскольку сломался вал. За штурвалом Куль. Мы летим низко — высота от 30 до 60 метров. Бортмеханик пытается произвести ремонт прямо в воздухе, и приблизительно через двадцать минут ему удается исправить положение. Затем мы поднимаемся на высоту 200 метров. Куль передал управление мне, а сам пошел отдыхать в уютный салон, к Хоппу и Хардеру.
Я сделал крюк к югу от Берлина и полетел вдоль оживленной дороги на запад. Слева от меня за пеленой тумана виднеются радиомачты передатчика в Кенигвустерхаузене (Konigswusterhausen). Высота 350 метров.
Что-то случилось с двигателем: упало давление подачи топлива. Я больше не могу сохранять эту высоту. Мотор кашлянул, зашипел и замолк.
— Держитесь крепче — аварийная посадка! — крикнул я в салон.
Позади меня бортмеханик закрыл лицо ладонями. Под нами густой лес, слева радиомачты, а справа крошечное поле размером с почтовую марку — это наш единственный шанс.
Слишком поздно я заметил впереди линии электропередач. Это конец. Куль побледнел как полотно.
Я дернул штурвал на себя, и самолет устремился вверх, чудом не задев провода, мы прошли всего в нескольких сантиметрах от них. Затем машина снова стала падать, и ветер засвистел в ушах.
И вот удар!
Три огромных дерева с треском переломились, как спички, лево>е крыло отвалилось, самолет с глухим звуком рухнул на землю, пронесся еще более 30 метров, круша все на своем пути.
Куля бросило на приборную доску, он ударился головой.
Наступила тишина — могильная тишина, нарушаемая только шумом топлива, вытекающего из пробитых баков.
Куль лежал без сознания, весь окровавленный. Кажется, его основательно приложило. У меня течет кровь из раны на голове. Я хотел открыть крышу кабины, но ее заклинило, как и дверь кабины. Запах керосина сводит меня с ума. Мы в смертельной ловушке — если баки взорвутся, мы сгорим заживо. В отчаянии я начал бить кулаками по плексигласовому стеклу.
Неожиданно я увидел лица Хоппа (Hopp) и Хардера (Harder), вглядывающихся внутрь. Они разбили стекло. Мы вытащили Куля (Kuhl) и бортмеханика и положили их на траву. Они были живы. Я попытался оказать первую помощь. Хопп и Хардер отправились за подмогой.
Рана на моей голове оказалась легкой.
Я снова вынужден возвращаться на поезде.
18 ДЕКАБРЯ 1940 ГОДА
Три тысячи будущих офицеров сухопутных войск, военно-морского флота, военно-воздушных сил и элитных подразделений СС собраны в берлинском Дворце спорта в ожидании прибытия фюрера и главнокомандующего вооруженными силами. Три тысячи молодых, увлеченных солдат, практически завершивших период обучения, через несколько месяцев должны быть в качестве офицеров направлены на фронт. Я — один из них.
Гитлер будет говорить с нами.
Первым из командующих этими тремя родами войск прибыл рейхсмаршал Геринг. Он и члены его штаба расселись на широкой сцене. Один из курсантов школы военно-воздушных сил — высокий, худой юноша с бледным и нервным лицом — был представлен ему лично. Курсанта зовут Ханс Иоахим Марсель, он уже имеет Железный крест первой степени. Получил эту высокую награду в битве в Англии как самый молодой летчик-истребитель в германских военно-воздушных силах. (Через два года ему вручат высшие награды Германии за героизм, он станет самым знаменитым летчиком-истребителем в африканском корпусе, его больше всего будут бояться вражеские летчики.) Прошло несколько минут, и мы вскочили, повинуясь приказу. «Идет фюрер!» Руки взметнулись в молчаливом приветствии. Я увидел его, идущего но центральному проходу к сцене, в сопровождении фельдмаршала Кейтеля и адмирала Редера. Абсолютная тишина воцарилась на несколько минут в огромном зале. Это был торжественный момент. Гитлер начал говорить. Думаю, что мир не знал более блестящего оратора. Магнетизм его личности был неотразим. Весь зал пронизывало излучение его невероятной силы воли и могучей энергии.
Нас было 3000 юных идеалистов. Мы слушали его заманчивые речи и воспринимали их всем сердцем. Никогда до сих пор мы не испытывали такого взрыва патриотических чувств. Здесь и сейчас каждый из нас поклялся посвятить жизнь сражению за родину, ожидавшему нас впереди. (В последующие годы наша готовность к высоким жертвам была проверена. Большинство из этих 3000 погибли в боях на суше, на море и в воздухе.) Это событие глубоко затронуло меня. Я никогда не забуду выражение восторженного экстаза, которое было написано на лицах окружавших меня людей.
19 ДЕКАБРЯ 1940 ГОДА
Сегодня получен приказ о моем назначении в авиакрыло № 52. Я должен прибыть в распоряжение резервной эскадрильи авиакрыла в Крефельде 2 января, а до этого дня получил отпуск.
21 июня 1941 года
Три недели прошло с тех пор, как эскадрилья последний раз поднималась в воздух.
Сейчас мы базируемся в Сувальки, на бывшей базе польских военно-воздушных сил, недалеко от русской границы. Пикирующие бомбардировщики и истребители-бомбардировщики тоже расположились на этой базе.
Две прошедшие недели наши войска собирали все возрастающие силы вдоль восточной границы. Никто не знал, что происходит. Ходили слухи, что русские позволят нам пройти через Кавказ, чтобы захватить нефтяные месторождения Средней Азии и Дарданелл и взять под контроль Суэцкий канал. Посмотрим.
Вечером поступил приказ сбить рейсовый самолет Берлин -Москва. Командующий поднялся в воздух вместе со штабными летчиками, но они не смогли перехватить «Дуглас». Всю ночь мы строили догадки. Что значит операция «Барбаросса»? Таково было кодовое название необычайной военной активности на востоке рейха. Приказ о том, чтобы сбить русский «Дуглас», убедил меня в том, что мы на пороге войны с большевизмом.
22 июня 1941 года
4.00. Общая тревога для всей эскадрильи. На летном поле все в движении. Всю ночь я слышал гул танков и автомобилей. Мы всего в нескольких километрах от границы.
4.30. Всем летчикам приказано собраться в штабе эскадрильи на инструктаж. Командующий, капитан Войтке, зачитал специальное распоряжение фюрера вооруженным силам рейха на этот день.
Германия нападает на Советский Союз!
5.00. Эскадрилья поднялась в воздух и вступила в боевые действия.
Четыре машины нашего звена, включая мою, оборудованы механизмом для сброса бомб, и я прошел серьезную подготовку по бомбометанию за несколько прошедших недель. Теперь на фюзеляже моего доброго «Эмиля» установлено приспособление для бомбометания и 100 пятифунтовых бомб. Мне доставит большое удовольствие разбомбить грязных иванов.
Низко пролетая над широкими равнинами, мы видели нескончаемые колонны немецких войск, направляющихся на восток. Эскадрильи бомбардировщиков и пикирующих бомбардировщиков летят неподалеку от нас в том же направлении. Перед нами поставлена задача атаковать русские штабы, расположенные в лесах к западу от Друскининкая.
На русской территории, к моему удивлению, все казалось погруженным в сон. Мы обнаружили русские штабы и на низкой высоте пролетели над деревянными постройками, но ни одного русского солдата не было видно. Спикировав на один из этих сараев, я нажал кнопку и открыл бомболюк. Я отчетливо ощутил, насколько легче стал самолет, освободившись от груза.
Остальные начали бомбить в то же время. Огромные массы земли взметнулись в воздух, и на некоторое время мы потеряли видимость из-за дыма и огромного количества пыли.
Одна из построек моментально загорелась. С автомашин сорвало маскировочные сетки, потом их перевернуло взрывной волной. Наконец, появились иваны. Они в замешательстве снуют туда-сюда, напоминая растревоженный муравейник. Мужчины в одних подштанниках в поисках укрытия устремились в лес. Я увидел легкие зенитки. Захватив их в прицел, открыл огонь из пулеметов и обеих пушек. Иван, стоявший у пушки в подштанниках, упал на землю.
Теперь следующий!
Снова зайдя на атаку, я поддал им жару. Русские быстро опомнились и открыли ответный огонь. Это еще больше раззадорило меня. Ну, постойте, мерзавцы!
Я сделал еще круг, чтобы атаковать.
Никогда еще я не стрелял так хорошо. Я спустился на высоту шести метров, едва не задевая верхушки деревьев, затем резко взмыл вверх. Мои иваны лежали на земле позади своей пушки. Один из них вскочил и бросился бежать в лес.
Я атаковал еще пять или шесть раз. Мы кружили над русскими как пчелиный рой. Горели уже почти все хибары. Я расстрелял грузовик, который тоже загорелся после первой же очереди.
5.56. Звено вернулось в полном составе.
На лицах летчиков сияли улыбки, когда они докладывали командиру.
Самолеты быстро заправлены, загружен полный боекомплект. По летному полю лихорадочно снуют люди и машины. Бомбардировщики вернулись с задания, они поддерживают сухопутные силы. Их пилоты тоже ликуют.
6.30. Всего лишь через 40 минут после приземления мы снова в воздухе. Наша цель — те же штабы, которые мы атаковали недавно. Мы уже издалека видим столбы дыма от горящих домов и спешим туда.
К этому времени собраны значительные силы ПВО, чтобы поприветствовать нас. Это похоже на бои у Кентербери. Я опять поработал с зенитками Иванов. На этот раз я сбросил бомбы на огневую позицию. Грязь и пыль осели, и я увидел, что пушка разбита! Это избавит иванов от лишних забот.
Кажется, русские укрылись в лесу и спрятали свои машины. Мы начали методично обстреливать из пулеметов лес вокруг лагеря. В нескольких местах запылал огонь. Наверное, загорелись резервуары с горючим. Я расстреливал каждую цель, которую видел, пока не кончились патроны.
Мы вернулись в 7.20. И снова наше звено мгновенно подготовлено к вылету. Наземные службы работают четко и безошибочно. Мы помогаем им и даем подробное описание того, что происходит во время операции. На этот раз мы подготовили машины к вылету за рекордное время — 22 минуты. Мы взлетаем немедленно.
В лагере русских практически ничего не осталось. Мы атакуем любую цель, замеченную в близлежащем лесу. Я сбросил бомбы над последней постройкой, которая еще цела. Крупински сделал то же самое, разрушив то, что оставалось. Лагерь полностью ликвидирован.
После 48 минут полета мы возвращаемся на аэродром и рассредоточиваемся по летному нолю. Берем короткую передышку и можем первый раз за весь день поесть.
Вскоре пришел новый приказ. Транспортные колонны русских замечены нашими разведывательными самолетами на шоссе Гродно -Житомир-Скидель-Щецин. Они отступают на восток, преследуемые по пятам нашими танками. Нам приказано поддержать танки с воздуха.
Взлетаем в 10.07, вместе с бомбардировщиками. Они должны бомбить огневые позиции русской артиллерии в том же районе.
Вскоре мы достигли Гродно. Дороги забиты русскими войсками. Нам постепенно становятся понятны причины внезапной атаки, подготовленной нашим верховным командованием. Мы оценили подлинные объемы приготовлений русских для агрессии против нас. Мы только опередили их решительное наступление против Германии в борьбе за господство в Европе.
Этот день я никогда не забуду. Наши армии повсеместно продвигаются вперед, русские застигнуты врасплох. Наши солдаты машут нам, когда мы пролетаем над ними на низкой высоте. Скопления русских войск на дорогах подвергаются массированным бомбардировкам и пулеметному огню с воздуха.
Тысячи иванов стремительно отступают, это превращается в беспорядочное бегство. Когда мы открываем огонь, они, спотыкаясь и обливаясь кровью, пытаются скрыться в ближайших лесах. После наших атак на дорогах остаются горящие автомашины. Моя бомба попала в повозку с лошадьми, везущими тяжелую пушку. Я рад, что не нахожусь там, внизу.
Мы поднялись в воздух в 20.00, в шестой раз за этот первый день. Не было никаких признаков авиации русских, и мы могли атаковать без помех.
23 июня 1941 года
Первый раз мы поднялись в воздух в 4.45. Снова работали но колоннам иванов. Утро холодное. Вчера я целый день обливался потом. Когда солнце поднимется выше, станет невыносимо жарко.
Авиация русских пока не появляется. До сих пор не замечен ни один русский самолет. Вечером мои приятели из 4-го звена рассказали о встрече с русскими истребителями недалеко от Гродно. Они говорят, что у иванов примитивные машины. Они тихоходны, но удивительно маневренны.
Лейтенант Гюнтер Герхард, мой старый друг со времен летной школы, сбил русского в первый же день боевых действий. Гюнтер прибыл из резерва только вчера. Он прекрасный пилот. Вечером, после последней операции, я ходил на базу 4-го звена, чтобы навестить его и поздравить с «первым». Капитан Войтке сбил троих русских в одном бою.
25 июня 1941 года
Эти бомбардировки все больше мне надоедают. Мои товарищи из 4-го и 5-го звеньев два дня сражались с русскими. А мы пропустили это, поскольку заняты на бомбардировке. Сейчас самое время для меня, чтобы сбить моего «первого».
Успехи нашей армии превзошли все ожидания. Русские не могут остановить наше наступление. Мы стараемся разбить их отступающие части. Их авиация, кажется, не особенно жаждет боя. Русские летчики-истребители плохо обучены. Их знания по тактике боя так же примитивны, как и машины, на которых они летают. Через несколько недель, однако, они получат необходимый боевой опыт. Несмотря на потрясающий успех вначале, слишком большой оптимизм с нашей стороны был бы ошибкой. Русский солдат понимает, за что он воюет: коммунизм превратил их в фанатиков.
2 июля 1941 года
Зазвонил телефон. Сообщение из штаба эскадрильи — лейтенанту Кноке приказано явиться к командующему.
Что нужно старику от меня? Я надел портупею с пистолетом и отправился в штаб.
Капитан Войтке сидел в высоком кресле. Я поприветствовал его: — Докладывает лейтенант Кноке. Войтке поднялся из кресла и пожал мне руку: — Приказ из отдела кадров военно-воздушных сил. Вы назначены в первую истребительную авиагруппу и должны как можно скорее прибыть в распоряжение командующего в Гузуме.
Через час я поднялся в воздух на моем старом добром «Эмиле». Самая старая машина в эскадрилье закончила свою боевую службу и должна быть переведена в летную школу в Вернойхене, где будет использоваться как учебная.
Русская кампания закончена для нас обоих. Это меня разочаровало, но делать нечего — приказ есть приказ.
Я приземлился в Вернойхене вечером.
Завтра утром я на поезде должен поехать через Гамбург в Гузум, он находится в отдаленном месте на побережье Северного моря.

ДАЛЬШЕ
http://militera.lib.ru/db/knoke/02.html

     

Copyright © 2003 Харин В.В. При использовании материалов ссылка на сайт обязательна.
Все замечания, предложения, уточнения и пожелания приму по адресу: mail@allaces.ru.
С уважением, Василий Валерьевич Харин.
 

http://www.allaces.ru/cgi-bin/s2.cgi/ge … noke01.dat

Да, читать это тяжело, пишет враг. Недавно прочитал в СЕКРЕТНЫХ МАТЕРИАЛАХ ЦЕНУ ПОБЕДЫ Ю. Басистова, с конкретными данными о военных силах противника и нас перед войной.
  Он пишет, соотношение сил по технике, включая новейшую, было приблизительно равным, по численности-на 1,5 мил. немецкая и созные с ней армии была больше. Но это нормальное соотношение нападающих и обороняющихся войск.
  Но вот внезапный первый удар - у нас большие потери, и в живой силе и в технике - одних самолетов в первый день уничтожено 17% от общего количества,  немцы сразу захватили стратегическую инициативу, наши войска потеряли управление.
  В результате более 3 мил. пленных с нашей стороны в 1941 г, полнейшая дезоргонизация наших сил. Хотя многие войска сражались героически.
  Читал о обороне Крыма,написасанных непосредственными участниками - полный хаос.
  Не готовы были к немецкому удару, что уж говорить. Если бы не это, весь ход войны, возможно, был другим.