На фото бывший плац, а на заднем плане - бывший спортзал бригады. Спортзал был большой - два спортзала построенных в одну линию...

Это тот-же учебный корпус... Правее - арка для проезда во внутренний двор ещё одного здания... Справа от арки до сих растёт дерево. На втором фото 1980 года, я именно у этого дерева...

Сразу после пересечения польско-немецкой границы, поезд остановился на станции Франкфурт на Одере. Таких офицеров, вновь прибывших как я, собрали на перроне и повезли на пересыльный пункт для получения назначения.
Спустя несколько часов, я уже получил предписание, проездные документы и аванс в размере 180 немецких марок. Итак, согласно полученного предписания, мне необходимо было убыть в  г. Карлмарксштадт (ныне переименован в Хемниц) в 288  тяжелогаубичную артиллерийскую Варшавскую Краснознамённую ордена Кутузова  бригаду, входящую в 34 артиллерийскую дивизию группового подчинения. Но, сначала мне надо было заехать в штаб данной  дивизии в   г. Потсдам.
Попутчиков было трое. По прибытии на станцию Потсдам, мы позвонили в военную комендатуру, и через несколько часов, в кузове машины ГАЗ-66 нас доставили в штаб дивизии.
Сразу повели  кормить в офицерскую столовую. И это было кстати – мы все проголодались. Заходим. В большом фойе столовой,  на стенах висят две большие картины – «Утро в сосновом лесу» Шишкина и натюрморт (куча еды на столе). Так вот, под картиной с ползающими мишками на поломанном дереве,  аккуратная табличка в «золоте» - новое артиллерийское название картины «Ошибка в 5-00» (то бишь, артиллерийский снаряд по ошибке залетел в чащу леса, и медведи радуются смене обстановки). А под натюрмортом – такая же табличка – «Утро в Брестской таможне» (на границе в Бресте, пограничники  имели привычку всё съестное забирать).
Начальник отдела кадров дивизии посмотрев мои документы, о чём-то задумался. Потом говорит, что пойдём на беседу к заместителю командира дивизии подполковнику Иванову (встретились с ним потом в Приморском крае, он уже был начальником РВиА нашей 15 армии).
Иванов после просмотра моих документов, короткой беседы, и в связи с  окончанием мною единственного в Союзе самоходного артиллерийского училища в г. Сумы -  предложил-приказал остаться для прохождения службы здесь в Потсдаме, - в  286 гвардейской гаубичной самоходно-артиллерийской Пражской Краснознамённой орденов Кутузова и Б.Хмельницкого бригаде.
Получив у начальника отдела кадров новое предписание, я пешочком пошёл в будущую родную бригаду. Идти было метров 300 вдоль автотрассы.
Когда я пересёк КПП бригады, мне показалось что я попал снова в Сумское училище – везде были «родные сумские рожи». Меня сразу окружили и начались расспросы, - что  и откуда я.
Завели меня в штаб бригады, где я быстро попал на беседу к комбригу подполковнику Клюеву. Он мне понравился сразу – спокойный и  уравновешенный. Он приказал принимать в командование историческую     2-ю Петроградскую батарею – образованную по личному указанию «дедушки» Ленина, ещё в декабре 1918 года (вот с этой батареи потом образовалась и бригада). Кстати, каждому, кто служил в этой батарее, вручался нагрудный знак «Петроградец».
Командиром 1-го дивизиона оказался небольшого росточка (видать вредный) капитан Штеменко. После короткого знакомства с ним, меня повели в родную батарею, которая располагалась здесь же на 2-м этаже. Весь офицерский состав был старше меня, а старшина батареи – узбек прапорщик Шарипов Бабаназар Шарипович.
В понедельник на бригадном разводе, мне вручили нагрудный знак «Гвардия» (на кителе ношу до сих пор) и началась моя служба. Теперь, меня называли не «товарищ лейтенант», а « товарищ гвардии лейтенант»!
Как я говорил, моя казарма размещалась на втором этаже трёхэтажного здания. Таких зданий в бригаде было шесть. В них и размещались, вместе со штабом,  все подразделения бригады.
Здания были все крепкие, постройки конца 19-го - начала 20-го века, - из красного кирпича с высокими крутыми крышами. По периметру зданий, на стенах под крышей, красовались  вылепленные из цемента, круглые картинки из жизни армии Германии тех времён, - сцены боёв и учёбы. В соседней «нижней» бригаде, прямо перед КПП, на углу казармы, на высоте третьего этажа, красовался огромный орёл с  фашистской свастикой. Изготовлен был он из железобетона, и максимум, что наши могли сделать, - это замазать свастику цементом. А гордая птица, с «высоты» 30-х-40-х годов 20-го столетия,   по-прежнему, с «удивлением» наблюдала за советскими воинами.
Внутри казармы, в коридорах, прямо  в боковых стенах,  были ниши для хранения винтовок. А на полу лежал белый рифленый кафель. И годов ему было ой-ей-ей! Наряд по батарее, каждую ночь, драил его с мылом. А на утро он выглядел так, что  как будто вчера его положили строители.
На Родине, можно сказать, что тараканов я и не видел вообще. Но в Германии их было столько, что ужас.
Когда  я впервые зашёл в квартиру своего предшественника, то подумал, что у меня голова кружится, - пол шевелился. Оказалось, что это полчища тараканов  маршировали из ванны на кухню (очевидно с водопоя, а может и  лапы перед обедом мыли…). Офицерские дома были  немецкой постройки, а их конструкция -  на радость тараканам.
В стенах кухни и ванной  комнаты, находились вертикальные ниши со всеми  трубами и электрикой, которые и «пронизывали» снизу-вверх  все пять этажей. И вот, по этим «автобанам» дивизии тараканов курсировали куда хотели. А находящийся в продаже немецкий «дихлофос» под названием «тип-фикс», был в состоянии травить только несуществующих в природе насекомых.
Этим, кстати и  пользовались наши  некоторые проныры-прапорщики, которые везли из Союза немцам на продажу горы  родного дихлофоса.  От него дохло всё! Немцы его называли, не иначе, как «мушка бай-бай» (то бишь, мухи и все тараканоподобные – валятся  замертво).
А в офицерской столовой, этих тараканов было не с дивизию, - а не менее полностью отмобилизованной общевойсковой  армии. И бегали они, ходили и ползали там, где хотели…  Так что приходилось постоянно проверять свои тарелки на предмет прошедшей термическую обработку тараканьей живности.

Будет...