Ляйснигский гарнизон (1963 – 1969 г.г.)
(продолжение №13)

Немцы о Советской Армии

Хотел бы рассказать про одного необычного немца, приходившего в наш гарнизонный магазин, располагавшийся на территории зенитного полка.
Это был бывший офицер Вермахта. До войны он офицерствовал как раз в Ляйсниге и наши городки ему были очень хорошо знакомы. С 1941 года он воевал на Восточном фронте и в 1945 году после немецкой капитуляции сдался нам в плен. В плену отбыл десять лет, как он говорил на стройках коммунизма. Строил промышленные объекты и жилье.
По-русски он говорил неплохо и словарный запас у него был достаточно богатым, только окончания слов у него не всегда были правильными.
Вообще, в нем чувствовалась старая офицерская порода, достоинство и уверенность в себе. Был он всегда подтянут с отменной военной выправкой.
Когда он проходил через 2-е КПП зенитного полка, то обязательно старшему дежурному-сержанту передавал пачку хороших сигарет. И солдаты на КПП всегда относились к нему с уважением, даже честь отдавали, как и нашим проходящим офицерам.
Но не за сигареты его пропускали на территорию части. Над магазином размещался гарнизонный офицерский клуб, а с тыльной стороны магазина – офицерская столовая. Поэтому в этом районе всегда было много офицеров и свехсрочников и многие из них знали этого немца. И он некоторых из них называл по фамилиям, и они всегда с ним здоровались. В городе немец держал что-то частное, где наши бывали. По-видимому, имелось соответствующее негласное разрешение пропускать этого человека в гарнизонный магазин.
Даже командир нашего полка полковник Данилочкин, недолюбливавший немцев (осталось у него с войны), всегда с ним здоровался, и я видел, как они иногда о чем-то негромко подолгу беседовали. Два заслуженных боевых ветерана, бывшие непримиримые враги.
В нашем магазине он обычно покупал селедку, к которой пристрастился в плену, соленые огурцы, квашеную капусту и сухофрукты и прочие продукты, которые у немцев не очень продавались. И еще обязательно развесное сливочное масло. Тогда ведь ГДР жила, в основном, на бутербродном маргарине. В сливочном масле немцы, конечно, не испытывали дефицита, но оно было значительно дороже, чем в нашем магазине. Кроме того, оно было не очень вкусное – ни в какое сравнение с нашим маслом не шло. Матушка иногда покупала его в городе, и мы дома его распробовали. А селедка у немцев была маринованная и кислая. Она была вкусная, конечно, но в нашем понимании, это была скорее просто сырая рыба в пикантном маринаде.
Помню, говорили, что этот немец регулярно получал из ФРГ какую-то официальную финансовую поддержку – вроде пенсии или материальной помощи. Как шутили некоторые офицеры – «шпионские». Все это было связано с его прежней службой в Вермахте и пребыванием в нашем плену. Эти деньги ему выплачивали в восточногерманских марках по установленному здесь курсу. Кроме того, он имел какие-то налоговые льготы от самого государства ГДР, как предприниматель. Однако богачом его назвать было нельзя, он скорее был представителем крепкого среднего класса.
В Западной Германии у него были родственники, и он их иногда навещал. И знакомым ему нашим офицерам рассказывал про тамошнюю жизнь. Ну а те уже пересказывали всем остальным. Судя по этим рассказам, можно было сделать вывод, что в 60-х годах общий уровень жизни в обеих Германиях был приблизительно одинаковым, хотя в ФРГ выбор всего, да и возможностей было несравнимо большими. И там и там, народ сильно себя ограничивал и экономил на всем, что можно и еще упорно пахал. Как нам известно, в семидесятых годах ФРГ начала стремительно вырываться вперед в экономическом соревновании с ГДР, а в восьмидесятых стала окончательно недосягаемой для восточногерманцев по уровню жизни. Считаю, что это и стало главной причиной катастрофы и исчезновения ГДР. А то, что наши потом все и всех там бросили и позорно оттуда «эвакуировались» – это уже было только на нашей совести.
Постараюсь максимально точно описать один интересный характерный эпизод с участием этого немца, свидетелем которого я оказался.
Однажды матушка послала меня в магазин что-то купить. До конца обеденного перерыва оставалось еще немного времени, и небольшая очередь женщин сидела на скамейке у крыльца магазина. Подошел и этот немец и вежливо поздоровался со всеми. У него с женщинами завязался неспешный разговор. В это время через КПП-2 начала проезжать колонна грузовиков с зенитками. Немец посмотрел на проезжающую технику и сказал женщинам, что армия у вас превосходная, а живете вы очень бедно. Женщины наши никогда в карман за словом не лезли, и одна из них напомнила ему, что «благодаря» и его активному участию, наша страна понесла небывалые людские и материальные потери, что, соответственно, и сказалось на уровне нашей жизни. На что он ответил, что воевал только с Красной Армией, а все преступления против гражданских людей совершали эсесманы и, как он выразился, ваши люди, присягнувшие фюреру. И добавил, что эту мировую войну организовал еврейский мир, а Германия просто вынуждена была в нее вступить в целях самообороны. Вот таким удивительным было его высказывание.
Женщины сразу возмутились, одна из них, показав на жену начфина нашего полка (кажется, ее звали тетя Роза, точно уже не припомню), сказала, что вот чистокровная еврейка и какое она имеет отношение к разжиганию мировой войны. Немец как-то странно посмотрел на тетю Розу, молча повернулся и ушел. Присутствующие сразу заговорили, что вот, мол, стыдно ему стало за свои слова, потому и ушел. Но одна из женщин, которая всегда больше всех знала, тогда сказала, что напрасно вы размечтались – да он просто около еврейки брезгует находиться. Это же фашист недобитый!
Я когда пришел домой, то маме про все это рассказал. И мне было непонятно, как можно брезговать тетей Розой – это была добрая, миловидная и очень ухоженная женщина, от которой всегда пахло приятными духами. Во время полковых концертов самодеятельности она под аккордеонное сопровождение исполняла народные еврейские песни – на идиш и на русском языках.
Мама сказала, что фашисты ненавидели евреев и их убивали, а на мой вопрос: за что – не ответила. Да и что она могла сказать малому пацаненку. Я спросил ее также и про «наших», что присягнули Гитлеру. Ответ был – это предатели Родины. Как же они так? Но матушка не пожелала больше заниматься политическими вопросами. Мне было сказано, чтобы не морочил ей голову, а лучше занялся чем-нибудь полезным для дома. Такие ее предложения обычно предшествовали  каким-нибудь нудным домашним работам, поэтому я тогда предпочел немедленно исчезнуть с ее глаз долой.
Конечно, со временем все узнал и все понял, тем более, что Бухенвальд находился не очень далеко от нашего города.
И здесь хотел бы остановиться на одном моменте. Если помните, в девяностых годах (может и сейчас кое-где проскальзывает) в прессе, особенно либерального направления, частенько писали о никчемности нашей Победы, что если бы тогда здались врагу, то, мол, сейчас попивали бы пивко по самые ноздри и заедали бы свиными сосисками от пуза. И самое для меня поразительное, что эту дикость несли, в основном, люди еврейской национальности, хоть большинство из них и живет под русскими фамилиями. Этим людишкам (по-другому их назвать язык не поворачивается) очень полезно было бы увидеть тогдашнее растерянное лицо еврейской женщины тети Розы.
Ведь если бы наш народ сошел с ума и согласился на нечто подобное, то, как раз для евреев, это означало бы их неминуемую смерть от Ла-Манша и до Владивостока. И никакие Баку, Ташкенты, Самарканды и Алма-Аты их бы не спасли. Отовсюду бы их достали. Учитывая, поставленный гитлеровцами на промышленный поток и массовую основу процесс уничтожения евреев, немецкий педантизм в исполнении утвержденных планов, евреи бы просто быстро физически исчезли во всей Евразии. Так что, Красная Армия, истребляя фашистов, реально спасала евреев и это исторический факт, который невозможно опровергнуть.
Вообще, для меня в Германии национального вопроса, как такового, не существовало. Все там были для меня нашими. Это уже в Союзе, когда мы вернулись, я узнал, что есть москали-кацапы, хохлы-рагули, жиды и прочие «черные». А там, в ГДР национальная принадлежность, по крайней мере, в офицерской среде, не играла особой роли. Конечно, жизнь в городке была не идеальной: женщины ссорились, интриговали и сплетничали, офицеры иногда ругались между собой. Но все это было или по делу или из-за личных неприязненных отношений. Обычно громкие скандалы быстро и решительно пресекались командованием части и женсоветом.
Помню, как отец рассказывал, что разругались и даже легко побились (скорее потолкались) два молодых лейтенанта – русский и украинец. Даже друг друга в пылу ссоры обозвали обидными национальными прозвищами. Немедленно они были разняты другими офицерами. Замполит хотел даже вынести это дело на офицерский суд чести, чтобы другим была наука. Но Данилочкин не захотел этого и лично устроил им такое «просветление мозгов», что потом долго у них был бледный вид и дрожащие коленки. Кстати, отец говорил, что эти лейтенанты в дальнейшем стали закадычными друзьями.
А немец продолжал спокойно захаживать в наш магазин. Он же никого не обругал и лично не оскорбил. То, что он оказался упертым в своих убеждениях, даже вызывало некоторое уважение. Думаю, поэтому он и отбыл свои десять лет в плену. Ведь тех немцев, кто политически перековывались и хотели жить в ГДР, освобождали и отпускали домой гораздо быстрее.
И еще вспоминается эпизод, характеризующий отношение немцев к нашей армии.
Отцовский дивизион уезжал на большие совместные учения и занимался погрузкой на железнодорожный состав на Ляйснигской станции. К нам в дом забежал солдат – водитель грузовика, что возвращался со станции в полк. Он сказал, что отец просил маму передать ему еще кое-какие вещи. Что сейчас он заберет в полку какой-то груз и опять поедет на станцию и заодно захватит эти вещи. Действительно, он очень быстро вернулся и забрал все приготовленное мамой.
Когда он уже уехал, у матушки в духовке как раз поспела курица. Она ее упаковала в коробку, другие продукты сложила в наплечную сумку и сказала мне, чтобы я на велике съездил на станцию и передал все отцу. Я коробку закрепил на багажнике, и мы с моим приятелем на пару на велосипедах рванули на станцию. Дорога нам была хорошо известна, мы туда не раз ездили. Добрались очень быстро (минут за десять) и без приключений. Отцу я все передал, но он был очень недоволен мамой, что она отправила меня на велосипеде в город с довольно интенсивным автомобильным движением. Назад в наш городок, по его указанию, нас с нашими велосипедами, завез уже тот самый грузовик, водитель которого заходил к нам домой. Отец был просто не в курсе, что мы с друзьями давно все изъездили вокруг, исследовали почти все места города и его окрестности. Правда, для меня была опасность нарваться на полицейского. Дело в том, что мой велосипед был без фары, а это уже было серьезным нарушением, что могло повлечь за собой и штраф и даже его конфискацию. Так как полицейские передвигались на мопедах и были очень мобильны, приходилось постоянно быть начеку. Но мне как-то везло и я ни разу им так и не попался.
А тогда на станции к группе офицеров, среди которых был и отец, подошел представитель станции и, перемежая немецкие и русские слова, выразил восхищение организацией и проведением работ по погрузке на вагоны. Только и слышно было: «О, гуд!, Зер гуд!, Фантастиш!». Я тогда совсем не понял, что его так поразило – все трудятся, все заняты своим делом. А теперь-то до меня дошло – именно всеобщее сосредоточенное кипение работы, что очень отличается от немецкой спокойной размеренности.
На срочной службе я отслужил два летних и один зимний выезды, каждый по два с половиной месяца, на Тамбовский полигон ПВО Сухопутных войск. Так что приходилось и грузиться на вагоны и разгружаться с них. И я, с полной ответственностью, могу сказать, что на этой трудной работе мы ничем не отличались от тех солдат шестидесятых. Так же, как и им, нам нужно было за два часа погрузить технику и имущество, закатить орудия, все закрепить и самим обустроиться в теплушках. И мы так же, как они, как трудолюбивые муравьи дружно делали свое дело.
Вот такие воспоминания о давно ушедших временах.
                                                                                                      Гуськов Владимир Владимирович