Наzад v ГСВГ

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Наzад v ГСВГ » Leisnig. Лайсниг. » Ляйсниг


Ляйсниг

Сообщений 951 страница 960 из 1002

951

Серж-Пейзаж написал(а):

Вот История Воспоминаний Владимира Владимировича Гуськова продолжается благополучно, как раз к празднику РФ 12 июня.

Ляйснигский гарнизон (1963 – 1969 г.г.)
(продолжение №8)

Просто про жизнь

Наших мам не зря в Ляйсниге обучали стрельбе из ПМ.
Над нами, на втором этаже, жила семья Сединых (глава семейства был начальником полкового клуба). Так вот, у него дома хранились пистолеты и боеприпасы к ним, для вооружения женского актива в случае возникновении какой-нибудь критической ситуации при отсутствии полка в месте дислокации.
И с этим оружием был один случай.
Мы с мамой вместе ездили в школу в Гримму – я учиться, а она преподавать в ней. Отец рано уходил на службу. А брат только пошел в первый класс нашей ляйснигской начальной школы. Мама утром отводила его к Сединым и забирала по приезду из Гриммы. У Сединых было что-то вроде маленького кратковременного детсадика. Соседка вместе со своими детьми (иногда и с другими) отводила братишку в школу и потом забирала домой. Они у нее потом обедали, отдыхали и играли.
А оружие и боеприпасы хранились в большом сундуке, и он запирался на ключ. Пистолеты (их там было штук десять) находились в закрытом на замок и опечатанном небольшом металлическом ящике, патроны же в бумажной упаковке были просто сложены в две большие картонные коробки. Кроме этого в сундуке хранились какие-то обиходные семейные вещи. Сам сундук был в комнате, где детишки как раз и играли.
Однажды соседка что-то достала из сундука, а запереть его забыла и ушла в гарнизонный магазин. По дороге с кем-то встретилась, разговорилась и задержалась.
Детки (их тогда было трое, в том числе мой братик) «засекли», что сундук не закрыт и, естественно, решили его обследовать. Открыли крышку сундука, вытащили ящик с пистолетами и попытались его открыть, сорвав при этом пломбу. Но ничего не получилось, да, к тому же, ящик был тяжелый и они его бросили.
Зато патроны их крайне заинтересовали, и они были выпотрошены из упаковок. Патроны выстраивали в две противостоящие шеренги, как солдатиков, в них бросались другими патронами. Кидали патроны и в другие разные мишени. Затем ребятишки открыли окно и стали соревноваться, кто дальше забросит патрон на улицу. В конце концов, все это им надоело, и они, с чувством полнейшего удовлетворения, дружно заснули на кровати. Хорошо еще, что ящик с пистолетами на улицу не сбросили.
Когда соседка пришла домой, она чуть себе ногу не сломала, когда упала, поскользнувшись на всюду разбросанных патронах. Немного успокоившись, она стала их собирать, во множестве валявшихся по всей квартире в самых неожиданных местах, один потом даже обнаружился в кастрюле с супом. За ротозейство ее хорошенько отругал супруг. А нам, взрослым мальчишкам, по приезду из школы было приказано внимательно обыскать все под окнами и что можно собрать. Как оказалось, на улицу было выброшено более сотни патронов, из них мы не нашли чуть больше десятка. Так где-то они до сих пор в земле и лежат. Хотел бы отметить, что во время поисков ни у кого из нас даже мысли не было «зажилить» патрон. Нам это было просто не нужно. При желании пострелять, обращались к отцам, и они всегда охотно брали нас на стрельбище, а там с патронами проблем не было.
Хочу также чуть побольше рассказать о наших школах – ляйснигской начальной и гриммовской восьмилетней, все же в них в них мы, дети, проводили большую часть светлого дня.
В ляйснигской школе все учительницы и директорша были женами офицеров нашего гарнизона, а в Гримме, кроме жен офицеров, работали также и учителя и учительницы, прибывшие из Союза по найму.
К моему стыду, сейчас я не смог припомнить ни одной фамилии учителей тех школ. Впрочем, в свое оправдание, скажу, что я был не очень хорошим и старательным учеником, и они со мной вели постоянную и упорную борьбу, чтобы заставить взяться за ум.
Учительские коллективы в школах были практически женскими. Только в Гримме было три учителя мужчины: физрук, трудовик и директор школы – все вольнонаемные.
Директору было лет сорок-сорок пять, и мы его все очень боялись.
Однажды, в шестом классе, мы с одним моим дружком что-то там набедокурили, да и двоек нахватали, а я даже единицу «поймал». И вот он нас вызвал к себе на «ковер».
Молча и долго он нас рассматривал, а потом ровным и спокойным голосом сказал, что ему лоботрясы в школе не нужны. Что если мы не хотим учиться, то он может, хоть немедленно, связаться с нашими родителями и попросить их забрать нас из школы. И мы можем в дальнейшем делать все, что нам угодно, но он гарантирует, что это для нас кончиться очень плохо. И все это было изложено без криков и топанья ногами, что нас особенно впечатлило. Я тогда живо и отчетливо представил себе, что в таком случае со мной сделает матушка, так даже испарина на лбу выступила. Дал он нам неделю на исправление, и пришлось нам с другом плотно засесть за учебники и взяться за учебу.
Учили нас тогда, особенно в Гримме, очень серьезно. Помню бесконечные контрольные и лабораторные работы, сочинения, диктанты и экзамены. При этом мы никогда не жаловались, что устали или измучились. Для нас это был привычный ритм жизни. Из учителей особенно запомнились математички и учительница русского языка, которые, несмотря на мою лень и упрямство, сумели много чего полезного вложить в мою, как они говаривали, пустую голову, за что им огромное спасибо. А в восьмом классе геометрию у нас начала преподавать учительница, ну просто абсолютная копия актрисы Аллы Демидовой (помните фильм «Стакан воды»?). И внешне, и по манере говорить и тембру голоса. Я когда впервые увидел Демидову в каком-то фильме или спектакле, вначале поразился: неужели моя бывшая училка в актрисы подалась? Потом внимательно присмотрелся – очень похожа, но все же не она. С нами она не церемонилась, заставила держать жесткую дисциплину. Учителем она была отменным, сумела всех в классе заинтересовать своим предметом и мы его хорошо знали, экзамены потом все сдали только на хорошие оценки. Вообще показуха по успеваемости тогда еще не была развита, как впоследствии. Поэтому в школе что заслужил, то и получал и никто на это повлиять не мог.
В гриммовской школе на третьем этаже была хорошая библиотека, она очень хорошо обеспечивалась детской литературой, а на четвертом этаже – большой актовый зал со сценой на небольшом возвышении. В глубине сцены стояло пианино. Его использовали при проведении занятий по пению.
После уроков, до отъезда из Гриммы, пока у старших классов были еще занятия, бродили по гарнизонному Дому офицеров. Иногда там днем крутили фильмы и мы туда, конечно, обязательно проникали.
Или могли сходить в город. За озером был магазин с большой угловой витриной, на которой была размещена огромная детская железная дорога, с поездами, строениями, горами, мостами и тоннелями. Иногда это все запускалось и поезда начинали ездить – картина была очень завлекательная. А недалеко от ратуши было несколько небольших магазинчиков, где продавались почтовые марки. Мы все ими очень интересовались и собирали, по мере возможности, часто ими обменивались между собой. Тогда образовалось множество новых африканских и азиатских стран, и они начали печатать свои яркие и красочные марки, можно было также купить и довоенные и военные немецкие почтовые марки. Цены почтовых марок были в общем доступными для нас, даже в условиях крайней ограниченности наших финансовых ресурсов.
Но чаще мы уходили через подвесной мост в лесопарк за Мульде. Правее этого моста, в метрах трехстах, за изгибом реки, находился сохранившийся пролет разбомбленного железнодорожного моста. Он опирался на опору, что была как раз на середине реки. Сам пролет был длиной метров пятьдесят. Мы лазили по этому пролету, спускались на опору моста. Там и я свой автограф оставил, как же без этого. Нам сверху было хорошо видно насколько грязна река. Она вся была мутная, по ней плыли сгустки какой-то грязи, всяческий хлам и мусор.
По Мульде тогда ходили большие прогулочные моторные лодки, в них размещалось по 15-20 человек. Эти лодки проходили под нашим пролетом и около подвесного моста разворачивались и шли назад. Немцы всегда с удивлением смотрели на нас, сидящих на опоре моста и свесивших ноги. Их дети, обычно, не лазили по этому пролету, по крайней мере, я ни разу не видел. Сейчас этого пролета и опоры больше нет: немцы их убрали.
Старшие ребята, если было время, иногда уходили на свалку бытовой электротехники около промзоны, что была не очень далеко от места стоянки наших автобусов. Оттуда они приносили какие-то моторчики, переключатели, различные железячки и даже радиодетали.
Очень популярны у нас в Гримме были занятия физкультурой. Спортивный зал школы (использовался совместно с немецкой школой) был ухоженным и хорошо оснащенным спортинвентарем. Частенько там проводили футбольные, баскетбольные и волейбольные матчи между собой и с немецкими командами.
Внеклассные занятия у нас были только в ляйснигской школе. Для девочек проводились занятия кройки и шитья, а для мальчиков организовали шахматную секцию. Ее вел солдат нашего полка, кандидат в мастера спорта. Собирались в школе по вечерам. Он научил нас правилам игры, рассказывал ее историю и начал знакомить с теорией шахмат. Меня надолго не хватило, теория меня не очень интересовала, поэтому через какое-то время я перестал туда ходить.
О том, как нас подкармливали в Гримме, я уже рассказал, а вот в ляйснигской школе целый учебный год каждый день нам выдавали каждому 150-и граммовую бутылочку немецких сливок, очень вкусных.
Солдат приносил в школу из гарнизонного магазина их целый ящик и раздавал. Кому нужно, помогал открыть крышечку, потом забирал пустые бутылочки и уходил. Потом, по какой-то причине, женщины не смогли сброситься на нужную сумму и этот кайф для детей, к сожалению, прекратился.
В 1967 году в Союзе начали проводить пионерскую военно-спортивную игру «Зарница». В начале мая того года к нам в класс в Гримме пришли двое солдат и принесли с собой пистолет Стечкина в деревянной кобуре и комплектный учебный ПТУРС «Малютка» в переносном контейнере. Нам показали, как надо собирать, устанавливать и управлять ПТУРСом, кто хотел, тот попробовал это сделать, в том числе и я. Все в свое удовольствие нащелкались Стечкиным.
Затем несколько наших старших классов погрузились на БТР-152 с открытой крышей и мы поехали на автодром за полком на «Зарницу». Накануне прошли дожди, все на автодроме развезло, но для нас выбрали наиболее сухие места, мы там побегали, покричали, короче, «повоевали» и победа, конечно, была за нами. После этого всех нас угостили солдатской кашей с тушенкой из полевой кухни и благополучно отвезли назад в школу. Так что побывал у самых истоков этой игры.
Но не только с военными делами знакомили нас взрослые.
Несколько раз нас возили на экскурсию в Цвингер, где размещалась всемирно известная Дрезденская картинная галерея. Видел и знаменитую «Секстинскую мадонну» Рафаэля. Как-то не очень она меня тогда поразила – тетка как тетка, ничего в ней такого не нашел интересного, мол, моя мамочка лучше и красивее ее. Малый и глупый же был. А вот учительницы и девчонки ахали, охали и восторгались картиной.
Зато нас, парней, крайне интересовала выставка старинного королевского оружия в другом крыле Цвингера. Там было разнообразное богато изукрашенное холодное оружие, охотничьи и боевые капсульные ружья и пистолеты, полные комплекты дорогих рыцарских лат, в том числе для коней. Было на что посмотреть.
В сентябре 1969 года, когда учился в лейпцигской десятилетке-интернате, нас водили на Лейпцигскую международную торговую ярмарку (Лейпцигер мессе). Мы тогда побывали в советском и гедеэровском павильонах. Мне тогда очень понравились модели гражданских кораблей в немецком павильоне и гражданских самолетов и космических ракет в нашем. В советском павильоне нас угостили нашим мороженом и я еще раз убедился, что с ним никакое другое не сравнится. Немецкое, конечно, красивое и вкусное, но это скорее замороженный молочный крем с различными красителями.
И еще, огромное количество самых разнообразных легковых автомобилей западных марок, что тогда заполонили Лейпциг, было связано как раз с ярмаркой – на них передвигались многочисленные торговые представители многих стран.
Как видите, жизнь наша там била ключом и частенько, вполне заслуженно, по голове. Но мы, мальчишки, не особенно переживали по этому поводу – для нас она была очень интересной и насыщенной многими захватывающими событиями и мы абсолютно не чувствовали себя в ГДР каким-то изолированным или инородным элементом.
                                                                                                                             Гуськов Владимир Владимирович

952

Серж-Пейзаж Очередное продолжение "воспоминаний..."

Ляйснигский гарнизон (1963 – 1969 г.г.)
(продолжение №9)

Национальная народная армия (ННА) ГДР
Как я уже ранее рассказывал, летом 1966 года в Лейпциге проходил Фестиваль советско-германской дружбы. На него была приглашена и делегация от пионерской организации гриммовской школы. В ней было около двадцати детишек, в том числе и я. За нами присматривать поставили капитана. И мрачный же он был мужик, все время ворчал на нас и постоянно ругал молодежь того времени. Интересно, что бы он сказал про сегодняшнюю молодежь. Нами он сначала пытался управлять как солдатами, но ничего у него получилось, и он в конце лишь смотрел, чтобы никто из нас не отстал и не потерялся. Наша поездка длилась дней пять.
Программа фестиваля была очень насыщенной, целый день приходилось быть на ногах. Хоть и уставали, но было очень интересно. Кроме участия во всяческих встречах, митингах, факельных шествиях, нас сводили в музей-типографию, где начали печатать ленинскую «Искру» и в судебный зал-музей, где фашисты устроили судилище над Георгием Димитровым.
В один из дней мы поехали в зенитный полк Национальной народной армии, что дислоцировался на окраине Лейпцига.
Встретил и сопровождал нас обер-лейтенант (по-нашему старший лейтенант). Он окончил наше военно-политическое училище и говорил по-русски совершенно без акцента.
Городок их полка можно было смело назвать образцовым.
Не сравнить с нашими казармами в Ляйсниге, где на их внешних стенах еще сохранились надписи и рисунки времен Вермахта, а на торцовой стене первой казармы около главной проходной нашего полка все еще оставался большущий след от висевшей когда-то фашисткой эмблемы – распростертого орла, держащего в когтях свастику в круге.
А тут видно было, что здания немецкого городка регулярно ремонтируются. Наши же если что и приводили в порядок, то своими силами и как умели.
Сначала немец повел нас в казарму полка. Внутренне она была такая же, как и у нас: с комнатами-кубриками и такими же пустующими нишами для винтовок в стенах коридора расположения личного состава. Только все выглядело свежее и ухоженнее.
Зашли мы в комнату казармы, где располагались три фельдфебеля (сержантский состав). Как раз один из них в повседневной форме без кителя и в носках лежал на койке и читал какой-то иллюстрированный цветной журнал. Перед ним на тумбочке стояли несколько бутылок с пивом, а на полу у шкафа был их целый ящик. Парень сразу вскочил, вытянулся и доложился офицеру, как положено. С дисциплиной у них был полнейший порядок.
Мебель в комнате была новая и современная.
Наш сопровождающий попросил его познакомить нас со своим бытом. Фельдфебель открыл шкаф и показал нам свои вещи. Там у него висели парадная, полевая и спортивная формы, шинель, куртка и плащ, а также гражданская одежда, на отдельных полках лежали фуражка и зимняя шапка, перчатки и варежки, общезащитный костюм и противогаз, летнее и зимнее нижнее белье и еще что-то там, что уже не припоминается.
Внизу стояла форменная и гражданская обувь, а на шкафу лежала его каска.
Оказалось, что у немцев не было, как у нас, каптерок и все вещи солдат и сержантов, вплоть до касок, хранились в их личных шкафах.
И еще запомнилось, что внутренняя сторона дверцы шкафа фельдфебеля была сплошь обклеена картинками голых и полуголых девиц в очень завлекательных позах. Мы, мальчишки, подошли и начали их внимательно изучать, несмотря на шипение, щипки и толкание локтями наших девчонок. И только строгий окрик нашего капитана привел нас в чувство, немцы, при этом, весело рассмеялись.
Конечно, все это трудно было сравнить с крайним аскетизмом наших казарм.
Нашего же капитана больше всего поразило то, что в казарме открыто находился, хоть и слабый, но алкоголь. По этому поводу он потом целый вечер что-то возмущенно бурчал.
После казармы нас отвели на плац. Там была развернута батарея из шести 57-мм зенитных орудий С-60, таких же, как и в нашем ляйснигском зенитном полку. Нам показали их работу в автоматическом режиме. Обычно при стрельбах, на автомате, на пушке остаются заряжающие и один из наводчиков, для нажатия на педаль спуска затвора после сигнала орудийного ревуна. Но тогда, во время показа, пушки были безлюдными, и мы увидели танец пушечных стволов, синхронизированный с движениями антенны РПК «Ваза-1» (радиоприборного комплекса). Пушки с гудением одновременно вращались то вправо, то влево, а стволы поднимались от горизонтального положения почти до девяноста градусов и опускались вниз. Все было динамично, красиво и впечатляюще.
И, наконец, нас пригласили в их полковую столовую.
Их столовая была одноэтажная и очень широкая. Центральная балка потолка поддерживалась столбами. В центре стояли несколько длинных дубовых столов и таких же длинных тяжелых дубовых лавок около них. В глубине столовой был организован барный уголок, и размещалось с десяток небольших столиков на четырех человек. Тогда барный уголок пустовал. Нам рассказали, что на праздники (полковые, государственные, рождество и т.д.) сюда приглашают барменов и обслугу, завозят, что нужно, в том числе и пиво, ставят музыку, украшают помещение и по полной веселятся – поют, шутят и танцуют со своими женами и девушками. В основном, такие мероприятия устраивались для солдатского и сержантского состава.
В тот день нас угостили гороховой кашей с крупной сосиской. Система раздачи пищи у них отличалась от нашей. Каждый сам подходил к широкому окну, за которым один повар накладывал горох в глубокую пластмассовую тарелку, а другой повар вынимал из огромной кипящей кастрюли сосиску и клал в тарелку. В их столовой пользовались пластмассовой посудой. Нам они наложили гороха в тарелки от души.
На широком прилавке этого окна стоял большой поднос с горой, тонко нарезанных на автомате, кусков хлеба. Каждый набирал себе сколько надо и тут же, на другом подносе, брал вилку или ложку. 
На столах были соль, перец и немецкая слабая и кислая горчица-муштар в банках, которую можно было спокойно есть ложками.
Наши девчонки сразу закрутили носами – как же, гороховая каша, но сосиски, правда, съели с большим аппетитом. Мы же, ребята, все, что нам дали, с удовольствием слопали за милую душу. И гороховая каша оказалась очень вкусной и сосиски просто замечательные.
Затем пустые тарелки нужно было отнести к другому окошку, где нам взамен выдали по кружке какао и небольшое пирожное.
Угощение было обильным и питательным и отличалось от того, чем нас кормили в дни фестиваля (тоже, кстати, очень вкусно и много), что было для нас познавательно и интересно.
Наш капитан еще поговорил с помощью обер-лейтенанта с офицерами полка, хотя почти все они сносно могли изъясняться на русском, а детки в это время, в свое удовольствие, полазили по пушкам. Скоро мы сердечно распрощались с немецкими гостеприимными хозяевами и на автобусе нас отвезли к месту нашего проживания.
Вот такая была у меня встреча с Национальной народной армией ГДР. Впечатления от нее у меня остались самые хорошие, поэтому все так хорошо и запомнилось.   Гуськов Владимир Владимирович.

953

Серж-Пейзаж публикует ...Очередное продолжение "воспоминаний..."

Ляйснигский гарнизон (1963 – 1969 г.г.)
(продолжение №10)

Как мы, мальчишки, разбирались в военном деле

В одном из комментариев на одно из моих воспоминаний, Серж-Пейзаж очень правильно заметил, что мы, мальчишки, в Ляйсниге находились на положении «сынов полка». И с нашими тогдашними военными знаниями и умениями, сегодняшняя молодежь сравниться вряд ли бы смогла.
Этому есть свое объяснение.
Все-таки у нас было значительно меньше вариантов чем-то организовано заняться, чем у наших сверстников в Союзе. Естественно, что любой мальчишка всегда будет интересоваться военной техникой и оружием, а это все было у нас под боком и сколько хочешь. Поэтому на военные дела нами и уделялась большая часть нашего свободного времени. Народ же мы были, хоть и малый, но пронырливый и очень любознательный.
К тому же время было неспокойное: совсем недавно закончились Берлинский и Карибский кризисы, шла война во Вьетнаме, а у нас в полку – бесконечные тревоги. Все это тем более стимулировало нас изучать, насколько это было возможно по уровню нашего развития, оружие и технику отцов.
И мы действительно во многом довольно хорошо разбирались. Но бывали случаи и чрезмерного увлечения военным делом, что, конечно, не всегда хорошо сказывалось, например, на нашей учебе.
Вот был такой случай.
Однажды, где-то в пятом или шестом классе, точно уже не припомню, мы с моим товарищем Мишей Нужей, пошли в первый дивизион, к его другу сержанту. Этот сержант в это время как раз проводил занятия с личным составом огневого взвода в хорошо оборудованном учебном классе, что находился в подвальном помещении казармы. В артиллерии всегда добивались от расчетов взаимозаменяемости, поэтому тема занятия была: изучение орудийного прицела 122-мм орудия Д-30.
Мы с Мишей зашли в класс, сержант кивнул нам головой и показал, чтобы мы сели в конце класса. Там мы стали рассматривать наглядные пособия и плакаты. В это время к сержанту зашел его товарищ, тоже сержант и они о чем-то негромко разговорились.
Затем сержант – друг Нужи, вдруг обратился к Мише и сказал ему, чтоб он его на время заменил. И, к моему полнейшему изумлению, Миша вышел к столу и начал довольно толково рассказывать про устройство прицела, причем не по-детски, а по терминологии соответствующего учебного пособия по устройству и эксплуатации. Сержант только иногда его подправлял.
Я, чтобы лучше все видеть, сел поближе и сбоку. И, честно говоря, было очень непривычно видеть, как почти двадцать солдат серьезно слушают невысокого парнишку. А наши солдаты того времени, особенно третьего года службы, выглядели так, как сейчас показывает Голливуд американских морских пехотинцев: крепкие, с хорошо развитой мускулатурой, подтянутые, загорелые и обветренные. Правда, по лицам одних солдат было видно, что все это им давно известно, но другие слушали с интересом.
Миша говорил громким и звонким мальчишеским голосом и его услышал, проходивший мимо старший лейтенант. Он зашел в класс, чтобы узнать, что здесь происходит. Сержант, конечно, доложил, кто и в каком количестве тут занимается и про саму тему. А офицер, показав, на нас, поинтересовался у него, что мы тут делаем.
Сержант ему ответил, что, вот мол, подготовлена достойная смена. Что за смена, в чем дело? Да вот Михаил нам докладывает про устройство прицела.
Офицер удивился, присел на стул и разрешил Мише дальше продолжать. В ходе выступления он задавал ему вопросы, тот на них, не сбиваясь, отвечал.
Но когда они начали углубляться в дебри устройства и применения прицела, то тут офицер выступление Миши прекратил.
Затем сержанту было сказано, что если еще у него будет замечено нарушение порядка проведения занятий, особенно в части допуска на них посторонних лиц, то об этом немедленно будет доложено командиру батареи и что ему за это влетит.
После чего, вывел нас с Мишей из казармы на улицу.
И здесь он нам сказал, чтобы мы не забивали себе головы, тем, что нам не нужно. Что наша главная задача – это стараться хорошо учиться. А вот когда мы подрастем, и нас возьмут в армию, тогда и научат всему, чему надо. И еще сказал, чтобы мы больше не лазили по учебным классам, когда там идут занятия, что из-за этого наши друзья-солдаты и сержанты могут иметь большие неприятности. Мы с Мишей это поняли и, в дальнейшем, больше себе такого не позволяли.
Миша тогда рассказывал про прицел орудия Д-30. С его устройством я не был знаком, но прицельные устройства отцовской гаубицы Д-1, в общем, знал. Хотя и не сравнить было, конечно, с познаниями Миши. Навскидку называю: прицел М-30ц, панорама Герца, корректор «КОР» для более точной установки углов возвышения.
Мы с Мишей тогда были очень озадачены словами офицера. Как же, вместо похвалы – строгий призыв не заниматься зря тем, что для нас не предназначено. Офицер, конечно, был прав – эти, хоть и поверхностные, знания перечисленных приборов мне в жизни никогда не пригодились.
Вообще-то Мишу интересовали, в основном, различные артиллерийские оптические приборы, и он нас часто поражал своими неожиданными познаниями в этой сфере. Да и большинство других ребят могли много интересного рассказать про оружие и технику.
Меня же больше тянуло к стрелковому оружию.
Когда отец бывал дежурным по полку, я обязательно к нему приходил и чистил его пистолет. Отец уже к этому привык, и когда я у него объявлялся, он без слов извлекал пистолет из кобуры, вынимал из него обойму, проверял на наличие патрона в стволе и отдавал его мне. Я пистолет разбирал и начинал драить, хотя он у отца всегда был в идеальном состоянии. Из его пистолета я хорошо настрелялся.
Я еще застал автоматы Калашникова первой серии – с деревянной пистолетной ручкой, фрезерованной литой ствольной коробкой и с муфтой ствола.
Друзья-сержанты иногда доверяли мне чистку их автоматов. Причем, никаких поблажек не было – если взялся, то делай старательно и качественно. Единственно, что они делали сами – чистили ствол. Протирку с намотанной тряпочкой так плотно в него загоняли, что моих мальчишеских сил просто не хватало сдвинуть шомпол с места.
Тогда меня научили, что сразу после стрельбы нужно обязательно с помощью ершика хорошо смазать оружейным маслом канал ствола, газовый поршень и внутреннюю часть газовой трубки, что потом хорошо помогало удалять пороховой нагар. Так я потом и поступал, когда служил сержантом – полковым пушечным артмастером в зенитном полку. И так были обучены делать подчиненные моего отделения.
А где-то в 1965 году был свидетелем, как полк перевооружался на АКМы.
Видел, как на полковом стрельбище на окраине Ляйснига осуществляли проверку боя этих новеньких автоматов. Одновременно на стрельбище присутствовали офицеры нескольких батарей, которые и занимались их отстрелом. На стрельбище автоматы батарей привозили партиями по десять штук. С одной такой партией и я с отцом приехал на стрельбище.
Каждый автомат устанавливался на, жестко закрепленный на земле, станок и производился его отстрел. Хоть автоматы и прибыли с завода, хорошо помню, что одному из офицеров – хорошему знатоку стрелкового дела, на одном из них пришлось заняться регулировкой мушки, чтобы добиться нормальности кучности боя. По результатам стрельб офицеры тут же заполняли карточки формуляров автоматов.
Около автоматов на складном столике находились несколько открытых цинков с патронами. Мне тогда отец позволил пострелять из одного из проверенных автоматов. В ста метрах поставили мишень и я, из положения лежа, в нее почти три магазина «вкатил», пока отец автомат не отобрал. АКМ оказался легче АК-47, удобнее и его не так подбрасывало при стрельбе. Отличное и надежное оружие, я потом с ним проходил срочную службу.
Вот такая была «военка» у нас, мальцов, в Ляйсниге.
Когда пришло время служить в армии, многое из полученных мною в Германии знаний и армейских навыков мне очень пригодились.
                                                                                                                           Гуськов Владимир Владимирович

Отредактировано Серж-Пейзаж (2017-07-01 23:08:00)

954

Господа, шлите фотки тех лет, приятные воспоминания.

955

Вячеслав написал(а):

Господа, шлите фотки тех лет, приятные воспоминания.

Не очень понятный Вячеслав "призыв" насчет фоток... Вас на форуме не было 7лет!... вы бы пролистали все 3 темы Ляйснига, материалов очень много и подробно. Ну и потом Ляйснигцев на форуме очень мало, буквально штучно к сожалению.  :dontknow:

956

Серж-Пейзаж написал(а):

Каждый автомат устанавливался на, жестко закрепленный на земле, станок и производился его отстрел. Хоть автоматы и прибыли с завода, хорошо помню, что одному из офицеров – хорошему знатоку стрелкового дела, на одном из них пришлось заняться регулировкой мушки, чтобы добиться нормальности кучности боя.

В этом вопросе автор сильно "плавает"....
По получению нового оружия во взводах производился не "отстрел"  оружия, а проверка и приведение его, в случае необходимости, к нормальному бою.
Регулировкой мушки при этом  добиваются не "нормальной кучности", а приведением  средней точки попадания (СТП) к допустимому отклонению, указанному в НСД.
"Хорошим знатоком" стрелкового дела для этого быть не обязательно, ибо это подробно расписано в НСД к любому оружию. Нужно быть просто нормальным стрелком.
При приведении к нормальному бою оружие жестко не закрепляется. Стрельба одиночными выстрелами ведется при этом из обычного положения лёжа. Закрепление стрелкового оружия производится лишь для совмещения точек прицеливания прицелов разных типов, устанавливаемых на него (в те годы это были оптические прицелы на РПГ-7, на СВД и на автоматы, имеющие планку крепления ночного прицела). Этой регулировкой занимаются для совмещения точек прицеливания штатного механического прицела с дополнительными оптическим или ночным.

957

сержант-1 написал(а):

Регулировкой мушки при этом  добиваются не "нормальной кучности", а приведением  средней точки попадания (СТП) к допустимому отклонению, указанному в НСД

Мне уже после учебки приходилось неоднократно пристреливать автоматы своего взвода. Суть состояла в следующем:  с расстояния 100 м с положения лежа производилось три выстрела по обыкновенной бумажной мишени. Затем производился замер между попаданиями и если суммарное число не превышало допустимое {уже не помню какое}, автомат не подлежал корректировке, а если было отклонение - повторно следовало три выстрела и только после этого производилась корректировка с помощью мушки по вертикали и,кажется,прицельной планки по горизонтали. Не знаю почему, но эту процедуру приходилось производить минимум два раза в году, может быть из за износа ствола.

958

Виктор Рыбкин написал(а):

Не знаю почему, но эту процедуру приходилось производить минимум два раза в году, может быть из за износа ствола.

По износу ствола никакая регулировка уже не помогает, ибо кучность стрельбы сильно вылезает за допуск разброса. Из-за этого у нас в учебке каждый новый набор курсантов получал новенькие автоматы и РПК. Но кроме этого, при полевых занятиях курсантики тоже не хило калечили автоматы (случалось, даже гнули стволы). Особенно, часто это случалось при тренировках в посадках-высадках в БТР и в изготовке к стрельбе из бойниц.  При этом тоже приходилось повторно  приводить их оружие к нормальному бою.

Виктор Рыбкин написал(а):

после этого производилась корректировка с помощью мушки по вертикали и,кажется,прицельной планки по горизонтали

По вертикали положение СТП регулируют ввертыванием или вывертыванием мушки, а по горизонтали — передвижением с помощью мушковода барабана, а в который она ввинчивается. А прицельная планка у автомата по горизонтали неподвижна. Лишь у РПК и др. пулеметов  была возможность перемещать  целик вправо-влево  для введения боковых поправок на ветер. Но для приведения к нормальному бою РПК тоже при необходимости двигали мушку мушководом.
Через мои руки прошли десятки стволов при таких процедурах, почему я и по сей день не забыл эти подробности.

Отредактировано сержант-1 (2017-07-03 09:22:35)

959

сержант-1 написал(а):

приведением  средней точки попадания (СТП) к допустимому отклонению, указанному в НСД.

Спорить не буду... Но ведь СТП это и есть допустимый "разброс" при 3-х выстрелах, и чем он меньше, тем кучность стрельбы выше. Так что просто формулировка "отстрел" в Воспоминаниях вышла не совсем корректной.  :dontknow:

960

Серж-Пейзаж написал(а):

дь СТП это и есть допустимый "разброс" при 3-х выстрелах,

Это не так. Разброс это другое понятие, характеризущее величину эллипса рассеивания для конкретного расстояния. А СТП — это средняя точка попадания из 3-х выстрелов. На самом деле, по каждой мишени выстреливается четыре патрона, но одна из самых отклонившихся пуль не учитывается в этой статистике, как случайная (из-за невнимательности стрелка или бракованного боеприпаса). А  уже для оставшихся 3-х попаданий находится СТП. Для этого соединяют отрезком прямой две любые пробоины и делят его на три части. Третью пробоину соединяют с ближайшей засечкой этих третьих частей, и новый полученный отрезок делят пополам. Это и будет средней точкой попадания. Она должна находиться на расстоянии от условного центра мишени, не более, указанного в НСД для этого типа оружия. Если она определилась выше-ниже или правее-левее  допуска, то корректируют мушку вворачивая-выворачивая  или толкая её в нужную сторону и на нужную величину (тоже указана в НСД этого оружия) мушководом. После этого производится повторная стрельба для проверки результата корректировки.

Отредактировано сержант-1 (2017-07-03 11:58:18)

Быстрый ответ

Напишите ваше сообщение и нажмите «Отправить»



Вы здесь » Наzад v ГСВГ » Leisnig. Лайсниг. » Ляйсниг