Интересные воспоминания! Детская память очень хорошо все сохранила. В более зрелом возрасте мало что запоминается так ярко.

Ляйснигский гарнизон (1963 – 1969 г.г.)
(продолжение №6)

Братья наши меньшие

Черныш

Эта история началась весной 1966 года, когда мой младший брат Саша принес домой коробку с большущей жабой (выменял на что-то у кого-то из своих друзей). Уж насколько я был опытный и привычный к этим земноводным, но таких отвратных жаб еще не видел – вся в бородавках, рыхлая. непонятного цвета и будто мохом поросшая. Реакция матушки была предсказуемой – брату не помогли ни рыдания, ни рассказы о том, что жаба очень умная: все понимает, только говорить не может. Пришлось ему ее унести из дому.
За обедом наш отец увидел, что младший сын сидит опечаленный и то и дело роняет слезы в тарелку с супом. Выяснил, что произошло, и рассказал нам, что наша мама всегда не любила жаб и прочих подобных лягушек, и тут ничего не поделаешь. И предложил брату не расстраиваться, а подождать до вечера, он кое-что придумает. Матушка сразу встревожилась и предупредила отца, чтобы он хорошо прежде подумал, перед тем как что-то делать, но он ее успокоил. А мы с братом стали с нетерпением ждать отца, потому что он всегда выполнял свои обещания.
И вечером наш батечка принес домой маленького желтоглазого черного котеночка. Мы с братом очень обрадовались этому, а маме деваться уже было некуда – она его приняла. Котенка вымыли, мама перебрала его шерстку и вычистила оставшихся блох. На следующий день в городе купила микстуру против глистов (ее нужно было капать в молочко). Назвали мы котенка Черныш и он у нас зажил королем.
Отца он уважал и признавал хозяином, поэтому всегда к нему подлизывался. Матушку очень уважал и побаивался. Когда он уже немного подрос, то попытался стянуть кусок мяса с разделочной доски и получил за это от мамы хорошую трепку щеткой для подметания полов. Это он хорошо запомнил и, в дальнейшем, когда видел маму со щеткой в руке, немедленно убегал и прятался. Ко мне же относился вежливо и, в общем-то, равнодушно. Позволял мне себя угостить чем-нибудь и погладить, но особо теплых чувств не проявлял. Может потому, что я, не имея особой привычки смотреть себе под ноги, несколько раз на него ненароком наступал, так как он любил валяться, где попало.
Зато к брату его отношение было совершенно другое. Они были настоящие и преданные друзья – не разлей вода. Всегда кусочек чего-нибудь вкусненького у брата было приготовлено для своего любимца. Кот же его слушался и ходил за ним как собачонка. Спал он только на его кровати. Бывало, мы с братом лежим на своих кроватях, и я взял кота к себе. Он где-то с минутку у меня полежит – и сразу к брату. Ляжет к нему на грудь или на шею, обнимет лапой его щеку и мурлычет на всю комнату. А братец млеет от удовольствия. Когда братишка делал уроки, то кот обязательно лежал рядом с ним на столе и внимательно наблюдал, как брат что-то пишет в тетради или читает учебник. Брат его поглаживает, кот мурчит в ответ – полная идиллия!
Из-за того, что кот стал гулять на улице, пришлось его, как минимум, раз в месяц купать. Вот это была борьба – если б не присутствие брата, он бы, наверное, умер от разрыва сердца, но мама была непреклонна в вопросах гигиены. В результате, нашу ванную он на дух не переносил и сам никогда в нее не заходил.
Черныш у нас прожил меньше двух лет. Однажды он не пришел домой и мы с братом стали искать его по всему городку. Я видел, что кот часто ходил в наш полк, поэтому и там тоже начал его разыскивать, стал расспрашивать знакомых солдат. И один из них мне сказал, что недавно в солдатской столовой прибили кота и выбросили его за забор около запасных ворот, что были около столовой. Я сразу пошел туда и нашел под забором мертвого Черныша. Мне рассказали, что он проник на кухню столовой и стянул с разделочного стола кусок мяса. Повар это увидел и, в сердцах, с силой метнул в кота большой черпак. Случайно попал ему прямо в голову и убил наповал.
Я попросил у солдат саперную лопатку и там же у забора закопал Черныша. Брату ничего не сообщил, но родителям все рассказал. Мне было приказано молчать. А брат все продолжал разыскивать и ждать своего друга. И только через месяц, мама ему сказала, будто ей сообщила переводчица при комендатуре, что наш кот пошел гулять в город, и его насмерть сбила немецкая машина. Было море слез.
Больше мы котов в Германии не заводили.

Чарли

А в начале 1969 года отец вернулся с полигона и привез с собой собаку. Это был коккер-спаниель по кличке Чарли.
Когда отец приезжал с полигонов или с учений, мы всегда его радостно встречали, без разницы – день это был или поздняя ночь. И тогда мы с братом тоже выскочили из своей комнаты в коридор к отцу, а навстречу нам неожиданно бросился довольно большой пес. Мы, честно говоря, порядком струхнули и сразу же юркнули назад в свою комнату. Только потом, с опаской, вышли из нее.
Чарли был черно-голубого окраса, уже немолодой и совершенно не обученный. Никаких команд не понимал или не хотел понимать и вел себя довольно развязано. Отец получил собаку в «наследство» от своего хорошего друга из какого-то родственного полка, так как тот заменяться в Союз.
Мама была чрезвычайно недовольна поступком отца, ну а мы с братом быстро сдружились с Чарли: он хоть и был бесшабашным, но оказался большим добряком. Матушка тогда выговаривала отцу, что таких собак берут в семью маленьким щенком, а не взрослым псом с устоявшимся характером. Она была права, но, как говорится, дело уже было сделано.
Жил Чарли в нашей комнате, мы же с братом его и выгуливали. Правда, организованным выгулом это было назвать нельзя. Он обязательно вырывался на свободу и где-то шлялся, сколько ему хотелось. О своем прибытии извещал лаем и тогда мы его впускали в дом. Обычно уши и шерсть его были в репейниках и всяком мусоре, один раз из уха даже пришлось вырезать клеща. Приходилось его чистить и расчесывать, что он не особенно любил.
Дома Чарли долго вел упорную борьбу с мамой за право постоянно находиться на кухне. Победила все-таки мама и пес допускался на кухню только когда мы ели. Причем, свою солидную порцию он обычно быстро съедал, затем подходил к отцу, клал голову ему на ногу, умильно на него смотрел и пускал слюнки. И приходилось отцу, к большому возмущению мамы, давать ему еще что-нибудь на «зубок».
Весной отец забрал его с собой на стрельбы. Как он потом рассказывал, Чарли на полигоне был в центре всеобщего внимания. Так, например, командир полка полковник Данилочкин проводит утренний развод полка, а пес садится около него и строго смотрит на военнослужащих в строю. Данилочкин ходит вдоль строя и пес за ним тоже важно расхаживает. Все довольны и улыбаются. И только после развода он шел к отцу. Данилочкин сначала пытался прогонять Чарли, а потом махнул рукой и смирился.
Или тоже случай: на КП полка Данилочкин с подчиненными, в присутствии проверяющих, готовятся выполнять учебно-боевую задачу, а по брустверу окопа перед ними бегает Чарли. Вдруг он что-то в земле учуял – и давай ее копать. Поднял целую тучу песка и пыли, из-за пылевой завесы плохо видно направление стрельбы. Удивленные проверяющие чихают, кашляют и протирают глаза. Раздраженный Данилочкин, заикаясь, сердито кричит отцу, чтобы он немедленно убрал своего вислоухого черта, а то он за себя больше не ручается и сейчас, наконец-то, пристрелит бесчинщика. Понятно, что это была чисто эмоциональная угроза, и он бы ее никогда не исполнил. Офицеры и солдаты веселятся, наблюдая эту картину. Ну и много всяких других смешных случаев. За это его там все любили и баловали. На кухне ему всегда полагалась добавка.
Чарли был военной собакой, но не артиллерийской. Панически боялся звука пушечного выстрела. Как только начиналась канонада, немедленно убегал и прятался под раскладушку отца. При этом настолько терял самообладание, что однажды даже чуть не попал под колеса проезжавшей машины. После того полигона Данилочкин запретил отцу брать Чарли с собой на стрельбы.
Несмотря на свои недостатки, Чарли был отменной охотничьей собакой. Мы с отцом и братом разнообразными способами проверяли его навыки.
Около ДОСов №1 и №2 было небольшое немецкое поле, ограниченное ДОСовской площадкой для мусорных контейнеров, немецким садовым кооперативом, большим грушевым садом и Грушевой улицей. Немцы каждый год засевали это поле то пшеницей, то рожью.
Мы частенько подводили своего пса к этому полю, и отец далеко в пшеницу забрасывал яблоко или какую-нибудь палку. Затем мы отпускали Чарли и, видно было по движению стеблей, как он бежал к месту падения предмета, затем шла суживающая спираль, с центром, где он лежал. Все это им делалось очень быстро и точно. Так мы повторяли множество раз, разворачивали его хвостом к полю, хлопали над ухом, но он никогда не ошибался.
Кстати, с этим полем у командования полка каждый год были неприятности. У немцев культура сельского хозяйства была очень высокая – на этом поле всегда вырастали высокие густые хлеба, почти без сорняков. А наши детишки повадились по нему часто бегать, прятаться во время игр и так далее. Естественно, что какая-то часть поля была потоптана. Когда приходило время уборки урожая, являлась немецкая комиссия и, при участии наших представителей, определяла процент потравы поля. Затем в зависимости от объема собранного урожая, рассчитывалась сумма штрафа, и приходилось его оплачивать. С детьми проводилась соответствующая разъяснительная робота, нас гоняли, если видели на поле, особенно при этом «бушевал» начфин полка, но все равно, в азарте игры мы продолжали носиться по хлебам. Конечно, нам за это попадало, но, насколько мне помнится, все равно каждый год часть урожая повреждалась детьми.
Вообще удивительным «оккупантом» бывших соцстран был СССР – фактически дарил им колоссальные деньги на развитие, помогал много чего строить, почти бесплатно вооружал самым современным оружием, безвозмездно передал без каких-либо ограничений массу новейших военных технологий и производств. И еще за какие-то провинности постоянно выплачивал штрафы. Если наш военнослужащий в ГДР, не дай бог, кого-то из немцев убил или сделал инвалидом, или изнасиловал немку, то его бы судили немецким судом и отбывал он срок там же, в Германии. Правда, при его согласии, через какое-то время его могли передать в Союз для дальнейшей отсидки. И в Союзе он обязательно бы свое полностью «отмотал». И сравните с самой «демократической» американской армией – попробовали бы в ФРГ по местным законам осудить за тяжкое преступление американского солдата. Западные немцы даже думать об этом боялись.
Летом того года мне пришлось почти месяц жить одному в квартире, а чтобы не скучал, мне оставили Чарли. Вот мы с ним на пару и гуляли по округе, по рощам и лесам. Хорошо и весело нам тогда было!
Но всему хорошему, к сожалению, всегда приходит конец.
Когда я приехал в последний раз в октябре 1969 года из лейпцигского интерната домой, Чарли лежал в родительской комнате носом в угол. На него было грустно смотреть, так тяжело он переживал скорую разлуку с нами. Ничего не ел, только ходил попить водички. Но провести без документов через три границы такого не маленького и беспокойного пса было просто невозможно. Да и мама не хотела в Союзе держать дома собаку, ей, как она говорила, и так было сверх достаточно нас троих мужичков.
В наш последний день в Ляйсниге, отец отвел Чарли на хутор, что стоял на ручейке внизу за зенитным полком. На этом хуторе жил наш бывший солдат, что служил в полку в пятидесятых годах. Сам он был поляк, вроде, из Белоруссии. Когда служил, умерла его мама – единственная его родственница. Он сошелся с местной немкой, она от него забеременела, а когда отслужил, добился гражданства ГДР, женился на этой немке и стал жить в ее семье на хуторе. Как это ему удалось в те времена, я себе не очень представляю. Он продолжал поддерживать отношения с нашими военнослужащими, при этом занимался мелкой спекуляцией – обеспечивал офицеров и сверхсрочников американскими сигаретами с фильтром и интересными зажигалками. Их можно было не только купить, но и обменять на наши консервы или другие продукты. Правда, к отцу это не относилось – он не курил.
Так как никто в нашем и зенитном полках не захотел взять Чарли к себе, отец договорился с этим бывшим нашим и передал ему собаку. Пришлось отцу заплатить хуторянину, чтобы хоть как-то пристроить пса, а не бросать его на улице без присмотра.
Что с Чарли стало в дальнейшем, как он дальше жил, со своей невоспитанностью и анархическим характером, можно только гадать, но думаю, что при немецких строгих порядках – несладко.
Такие вот две истории с невеселым финалом.

Кто-то скажет: нашел, что вспоминать – собаки, кошки...
Но мы же ничем не отличались от своих сверстников в Союзе. Тоже хотели иметь малых друзей и ухаживать за ними. Например, у одного из наших парней жил маленький ручной уж, пойманный за ручейком, а у девочки – дикий кролик. В банках держали тритонов, маленьких лягушек и рыбок, которых мы ловили в заброшенном бассейне за ДОСом №4 или в ручейке. В некоторых семьях тоже жили коты. Приносили домой ежей, их там было множество. И в нашей комнате проживал ежик, мы его с братом как-то вечером нашли и принесли домой. Но через пару дней нам пришлось его срочно отпускать на волю – по ночам он непрерывно с топотом ходил, громко пыхтел, как паровоз, всюду отметился многочисленными лужицами (в результате комната надолго пропахла мышами). А днем беспробудно спал под моей кроватью, зарывшись в обрывки разорванной им на куски газеты, и совсем не желал с нами общаться.
Все это было важной частью нашей детской жизни, а родители не только не мешали нам возиться со зверюшками, но и сами были хорошим и поучительным примером в таких отношениях.    Еще плюс пару фото, разделенных 50-ю годами...

Младший брат Саша со своим лучшим дружком в руках под нашим балконом.  На балконе – матушка и около нее стою я, старший брат Владимир.

А это уже я сейчас, написавший эти воспоминания-размышления.
Гуськов Владимир Владимирович, апрель 2017г.
[edit]вставил фото[/edit]

Отредактировано Серж-Пейзаж (2017-04-30 14:29:27)

Ну так это о нем речь и идет... Кстати в темах Ляйснига в целом, этот "поляк-контрабандист" уже упоминался на этом хуторе. Правда я сам его не встречал, хоть и слышал про него, несмотря на то что как раз жил в то время, когда он там обнемечился, не вникал сильно, а вот Владимир уже точно его знал.  Такая вот "солдатская история".

Вот теперь узнал и как оно     В целом для семей Жизнь была тоже "казарменная", особенно в 50-60гг... потом стало много легче и интереснее. Вот для детворы, от мелких до уже пацанов, тут уже много плюсов было, считай все были "сыны полков" с военной подготовкой много выше, чем теперешняя школьная начальная военная подготовка, впрочем оно и понятно почему так. 

Ну так у них и ругательство в отношении нас так же звучало "Ду бист Швайн" или "Руссише Швайн"... думаю можно не переводить    Надо сказать, что зачастую это было оправданно, особенно по сравнению с их "Орднунгом", хотя политический момент тут тоже иногда примешивался, не смотря на общее дружелюбное к нам русским отношение. Просто чего то немцы в нашем "характере"не понимали... да впрочем мы и сами, до сих времен, не можем его осознать... иначе бы мы давно Жили по другому. 
Кстати "Продолжение" воспоминаний планируется.