по IP пробить не сложно откуда и с какой страны пишет человек, но этими инструментами владеет администратор

Ляйснигский гарнизон (1963 – 1969 г.г.)
(продолжение)

Пользуясь случаем, сердечно приветствую участника Форума под именем Серж-Пейзаж и желаю ему и его семье крепкого здоровья и всех благ.
Судя по всему пока что мы с ним, по-моему, единственные на сайте из семей военнослужащих, кто хорошо знаком с жизнью нашего городка 60-х годов.
Конечно, наша семья проживала там следующие пять лет после их убытия в Союз, но, уверяю вас, что больших отличий не было. Да, за эти годы был введен в строй новый ДОС №4, организован офицерский клуб, в некоторых семьях в квартирах появились телевизоры, изменилась мода, но в целом отлаженный быт нашего городка был неизменным и мы с ним, можно уверенно сказать, видели жизнь нашего гарнизона одинаково.
Кстати, взяться за воспоминания о Ляйсниге меня побудила именно фотография его отца у каменного основания заборчика около ДОСа №1. Мы, мальчишки, во время летних каникул обычно на нем сидели и решали, чем сегодня займемся: поиграем в баскетбол, волейбол или футбол, пойдем «за ручеек» или махнем на велосипедах в Кольдиц на бассейн (вход – одна марка), или еще чего-нибудь придумаем. Сзади радостно верещит малышня, что катается на карусели, глухо бумкает мяч на волейбольной площадке, мимо не спеша проходят офицеры и их жены, вот медленно проехал военный грузовик. Эта картина явственно всплыла в памяти, как будто все происходит прямо сейчас.
Правду говорят, что отдаленное помнится до мелочей.

Хочу рассказать, как мы братиком Сашей с нашей мамой Гуськовой Тамарой Ивановной впервые приехали в Германию. Как это запомнилось мне, а также с учетом воспоминаний  родителей.
Мне тогда было без нескольких дней десять лет.
В Дрезден мы приехали в начале ноября 1963 года около пяти часов дня. Конечно, ожидали, что нас встретит отец, но его не оказалось. Очень быстро наши попутчики разошлись: кого встретили, кто с вещами сам куда-то ушел, и скоро на холодном и ветреном перроне осталось только наше семейство.
Еще и шестилетний братишка начал хныкать, что он замерз, хочет писять и есть и где наш папочка. Мама начала волноваться (когда она сильно нервничала, у нее на щеках проступали красные пятна). Мы, малые, почувствовали, что что-то пошло не так, встревожились и прижались к матери. А мимо нас в это время проходили только немцы, они разговаривали и смеялись.
И тут мы увидели шедшего по перрону нашего офицера. Это был высокий человек в парадной шинели и, как в армии называют, в параллельных брюках.
Мама подозвала его, объяснила ситуацию, в которой мы оказались, и спросила, как пройти к нашему военному коменданту вокзала.
Офицер оглядел нашу невеселую компанию, затем вытащил из кармана большой немецкий значок со звездой в обрамлении флагов СССР и ГДР. Обращаясь к братишке, он серьезным голосом сказал, что его сюда прислало самое главное начальство, чтобы лично вручить ему этот «орден» за отважный приезд в Германию и прикрепил значок прямо на его пальто. Брат аж ахнул от удовольствия, заулыбался и его слезы очень быстро исчезли. Потом он от этого своего «ордена» целый день глаз не отводил.
Далее офицер, не мешкая, подхватил наши чемоданы и быстро, с шутками и прибаутками, повел нас к коменданту. Оказалось, что с ним он был хорошо знаком – они по-приятельски называли друг друга по именам. Здесь он коротко рассказал коменданту про нашу неприятность, успокоил маму, попрощался со всеми и ушел. К сожалению, мы не спросили фамилию этого находчивого и веселого человека, пришедшего нам на выручку, даже звания его не запомнили.
Комендант спросил у мамы номер почты части отца, она его назвала. Он порылся в своих бумагах, нашел нужный телефон и быстро связался с дежурным по нашему полку.
Выяснилось, что полк накануне ночью был поднят по тревоге и ушел на большие учения.
Отец заранее получил разрешение командира полка на отправку машины за нами в Дрезден. Дежурный по части был предупрежден отцом об этом и должен был проконтролировать организацию транспорта. Но он был командиром батареи и тоже с ней ушел на учения. Подмену ему нашли не сразу и на дежурство был назначен только что прибывший в часть офицер. Он потом стал хорошим другом отца (его фамилию, к сожалению, сейчас уже не помню) и рассказал родителям, что на том дежурстве у него возник конфликт с оперативным дежурным по дивизии и тот его просто затюкал. Поэтому и прозевал проследить за оформлением соответствующего путевого листа.
Ну а в Дрездене все наладилось по-военному быстро. Маме помогли обменять наши деньги на гедеэровские марки и купить билеты на поезд, что проходил через Ляйсниг. Пока она занималась этими делами, мы с братом сходили в туалет, перекусили, согрелись и даже немного вздремнули в зале ожидания нашего сектора.
Нас отвели на нужный перрон и посадили на наш поезд. Впервые мы ехали в вагоне, где в каждом купе была своя отдельная дверь с улицы и другая дверь в коридор. Вдоль всего вагона была длинная подножка. Наш состав тянул паровоз. Двигались неспешно, останавливались у каждого столба и приехали в Ляйсниг в первом часу ночи. Здесь нас уже ждал «газик» (из Дрездена предупредили) и через минут двадцать мы уже были около нашего ДОСа №2.
Возле подъезда нас ожидали несколько женщин из женсовета полка. Они с нами поздоровались, познакомились и провели в нашу квартиру. В нашей коммунальной квартире никого не было. Соседи, бездетная офицерская семья, находились в отпуске в Союзе, их комната была на замке. Одна из женщин передала маме ключи от двух наших комнат, что ей оставил отец. В те времена наша общая дверь с лестничной площадки в квартиру на замок не закрывалась, только на ночь на засов. В этой двери на уровне лица была небольшая дверца на петлях, она закрывалась на защелку.
Когда мы вошли в наши комнаты, то сразу поняли, что отец тут только ночевал. Окна были голые, домашним уютом и не пахло. Но отец к нашему прибытию, конечно, готовился: был сделан санитарный ремонт комнат, приготовлен комплект мебели и спальных принадлежностей, наш кухонный стол и холодильный ящик были заставлены продуктами, на столе лежал завернутый в чистое полотенце хлеб.
Мама, недолго думая, открыла две банки тушенки, той настоящей, что сейчас уже, наверное, не делают (банки без этикеток и смазанные солидолом), выложила мясо на сковородку и мы с братом все это дело одним махом с хлебом просто смели. Никогда больше я не ел тушенку с таким аппетитом. Запили чайком и брат тут же за столом начал засыпать.
Пока мы ели, наши постели были застелены, мы наскоро помылись и начали готовиться ко сну. Братишка стал категорически требовать, чтобы его награду прикрепили к майке – даже во сне не хотел с ней расставаться. Пришлось его хорошенько поотговаривать, он даже немного схлопотал от мамы и вскоре мы с ним уже беспробудно спали.
Вот так мы прожили первый день в ГДР.

Когда дней через шесть в дом вошел отец, квартиру было уже не узнать. На окнах появились занавески и временные шторы, сами окна и полы сияли чистотой, каждой вещи было найдено свое место. Для кухни была куплена хлебница и кое-какая посуда. Наша часть кухни и плита блестели, и по квартире распространялись аппетитные запахи. Мама быстро со всеми перезнакомилась, где надо встала на учет, что было положено – получила. А я уже бегал в 3-й класс нашей начальной школы.
Наш отец из-за несытного военного детства нажил себе хронический гастрит, с периодами предязвенного обострения. Как раз, пока он был один, у него и началось такое обострение. Питался он только молочными кашками, что сам себе готовил. Для сильного и энергичного мужика, постоянно находящегося в движении, это не пища. Поэтому, когда мы увидели отца, то были поражены его худобой – выпирающие скулы, ввалившиеся щеки, кожа, кости и мышцы. Но за дело взялась мама и дело быстро поправилось. А в конце 1964 года, он прошел курс лечения в нашем военном санатории на территории ГДР, после чего, к нашей радости, его здоровье окончательно нормализовалось.
Сначала мама обижалась на то, что нас не встретили в Дрездене. Но женщины нашего гарнизона быстро и доходчиво ей объяснили, что она приехала сюда не на курорт, а на службу мужа. Эта служба есть здесь главное и всегда нужно быть готовым ко всяким неожиданностям. Что в Дрездене ее бы и так никто не бросил на произвол судьбы, а обязательно бы помогли. И то, что она практически самостоятельно с детьми добралась до Ляйснига, характеризует ее как бесстрашную и инициативную женщину. При этих разговорах я присутствовал. Матушка все быстро поняла и к приезду отца полностью успокоилась.
В дальнейшем, когда наше семейство возвращалось из отпуска из Союза, из Дрездена мы, обычно, добирались до Ляйснига самостоятельно на поезде, за исключением одного раза, когда нас подвезли на машине, Перед тем, правда, из Дрездена звонили в часть, чтобы нас встречали на вокзале в Ляйсниге. Мама научилась неплохо изъясняться на немецком, и в таких случаях, всегда брала власть в свои руки. Отец даже шутливо называл ее «наша фрау». На всякий случай она всегда с собой носила русско-немецкий разговорник, если помните, такую небольшую продолговатую толстенькую книжицу в коричневом дерматиновом переплете. Он у нас до сих пор сохранился. В последние годы нашего пребывания в ГДР, она со своими подружками в свободное от работы время изъездила почти всю Саксонию и гедеэровскую Тюрингию, была и на северо-востоке страны, в том числе на балтийском побережье. И я с ней бывал в Карл-Маркс-Штадте, Гере, Эрфурте и в ряде других городов.
А в конце августа 1968 года, когда наш полк ушел в Чехословакию, и в части осталось около двадцати человек для охраны территории и водитель нашего школьного автобуса, мы с братом и мамой от вокзала не торопясь шли наверх к нашему военному городку через спящий, чистый, абсолютно безлюдный и хорошо освещенный ночной Ляйсниг. Мы с братом были уже взрослыми, я тащил чемодан, а он сумку и через минут тридцать пять – сорок были уже дома.

В период событий в Чехословакии я оказался свидетелем нескольких интересных историй, о которых постараюсь поточнее рассказать.
Из Ляйснига нас, школьников, возили на автобусе в школу-восьмилетку в Гримму. Расстояние между городами было около 24 километров – сначала 10 километров хорошей двухполосной дороги, затем 8 километров четырехполосной  автострады, потом снова 6 километров двухполосной дороги и въезд через мост в Гримму.
И вот утром где-то вначале октября 1968 года, в дождливую пору, когда мы ехали в школу и выехали на автостраду, то увидели необыкновенное зрелище. По ней в сторону Гриммы двигалась гигантская колонна наших груженых военных машин. Это были автомобили ГАЗ-51, их было сотни, от горизонта до горизонта. Двигались они со скоростью до 50 километров с интервалами 5-6 метров между ними. Иногда очень редко в колонне виднелись ЗИЛы-164. Мне запомнились удивленные лица немецких полицейских, которые совместно с нашими ваишниками и регулировщиками следили за движением этой бесконечной колонны.
Одна полоса дороги, естественно, была занята, и водитель нашего автобуса, чтобы не опоздать к началу занятий, вынужден был обгонять немецкие автомобили, выезжая на встречную полосу автострады. Шофер он был отличный, совершая такие обгоны, не рисковал, грамотно выбирая нужные моменты. Полицейские хорошо знали наш автобус и только пальцем водителю грозили, а ваишники несколько раз нас останавливали и ругались с ним, правда, без особых последствий отпускали.
Наш водитель громко удивлялся, переговариваясь с учительницей-старшей машины, зачем малотоннажные машины в таком количестве гнать из Союза в Чехословакию и где их столько набрали.
И это действительно было удивительно – отправлять из Союза в Чехословакию тысячи трехтонок через Польшу и ГДР и затем возвращать их назад. Не слишком много могли они перевезти, учитывая, что каждый грузовик вез несколько бочек бензина для заправки. Хорошо хоть, что наши догадались сформировать колонны из новых машин с новым брезентом, а не мобилизованных.
Эти колоссальные колонны шли дней пять. Правда, несколько последних колон состояли уже из более грузоподъемных машин, часть из них буксировали прицепы, что, как мне представляется, несколько подправило в глазах немцев имидж нашего государства.
Мы, мальчишки, хорошо разбирались в типах военных машинах и привыкли, что в ГСВГ автотехника была самая современная. Хотя и в нашем полку были и ГАЗы-63, была санитарка на базе ГАЗ-51 (ее в середине шестидесятых заменили на две уазовские санитарные «буханки») и наш, по-настоящему, любимый и родной автобус КАвЗ-651. Но основная транспортная техника полка были мощные вездеходы ЗИЛы.
Когда в городе был сильный гололед, немцы обычно обращались за помощью в наш полк. Тогда наш ЗИЛ брал на прицеп немецкий грузовик-пескоразбрасыватель и таскал его по серпантину от моста и до центра и по другим улицам города.
Кстати, между Ляйснигом и Лейпцигом размещалась наша огромная автобаза, где под открытым небом стояли тысячи новеньких ЗИЛов, УРАЛов, МАЗов, КРАЗов, ГАЗов, УАЗов.
Я думаю, что чехословацкие события показали слабость именно автотранспортной составляющей наших войск тыла и способствовали ускорению принятия государственного решения о строительстве Камского завода большегрузных автомобилей.

А второй случай произошел уже в середине апреля 1969 года в Гримме.
Во время большой перемены, когда из-за теплой и солнечной погоды были открыты окна класса, мы услышали нарастающий гул авиационных моторов. Естественно, что мы, ученики, подбежали к окнам и начали высматривать что это такое.
Очень скоро в небе появились тяжелые вертолеты МИ-6А. Они шли на большой скорости тройками на высоте метров триста-четыреста на юг вдоль реки Мульде. Каждый из вертолетов нес на внешней подвеске большой контейнер.
Вот это была мощь! Их было не меньше эскадрильи, а может и больше. Вибрация воздуха и свист от движения лопастей огромных винтов, могучий рокот двигателей – это было впечатляющее зрелище. Это была наглядная демонстрация технического могущества великой страны, в отличие от колон ГАЗ-51, ползущих как черепахи.
Потом в течение последующих нескольких дней эти стремительные красавцы еще не раз пролетали над нами.
Эти вертолеты перебрасывали по воздуху грузы для новосформированых гарнизонов Центральной группы войск в Чехословакии. Как раз тогда чехословацкими антинашими активистами была организована широкая блокада дорог вокруг наших частей, и в некоторые из них, пока этих «деятелей» не успокоили, все необходимое доставлялось по воздуху вертолетами.

И еще, в предыдущем материале про жизнь нашего гарнизона, я, к сожалению, не совсем достоверно рассказал о том, как моя мама ездила в Восточный Берлин на концерты музыкальных знаменитостей того времени. Я хорошенько покопался в памяти и вспомнил, как она с подружками обсуждала цену билета на один из концертов. Билеты все-таки были платными.
Мне запомнился ее рассказ о концерте Луи Армстронга. Играл и пел он с полнейшей самоотдачей. В левой руке у него был большой ослепительно белый накрахмаленный платок, что ярко контрастировало с цветом его лица и рук. После каждого номера ему выносили новый платок, потому что предыдущий был мокрым от пота. Вот бы современная попса научились так работать на сцене.

Всех сослуживцев по 358-му гвардейскому зенитно-ракетному Прикарпатско-Гнезненскому орденов Кутузова, Богдана Хмельницкого и Красного Знамени полку, поздравляю от всего сердца с Днём Войск Противовоздушной Обороны!!!

Всех сослуживцев 358 ЗРП с праздником.