И. Эренбург. Второй день Бородина.

   Восемнадцатого января в деревне Шаликово, почти целиком сожженной немцами, женщина причитала: «Стращали, что назад придут, паразиты». На следующий день дальнобойная артиллерия немцев начала стрелять по уцелевшим домам деревни. Ответили наши орудия. А под утро бойцы генерала Орлова пошли в атаку. Они заняли деревню, которая переходит в окраину Можайска. Немцы пытались защищаться. Шли бои на улицах. Боец в темноте спросил старушку: «Бабушка, какая это будет деревня?» Та руками всплеснула: «Заблудился ты — Можайск это. Немцы здесь. Убьют тебя...» Он в ответ рассмеялся: «Зачем убьют? Я их перебью, это точно».., Было еще темно, когда наши дошли до центра Можайска. Немцы убежали. Рассвело час спустя. Жители Можайска увидели над зданием горсовета красный флаг.
   Немцы спешили. Они все же успели взорвать Николаевский собор, Вознесенскую церковь, кинотеатр, гидростанцию. Заминировали больницу, по не успели взорвать. Зато взорвали сто своих раненых. Хотели поджечь дом, где находилось триста раненых красноармейцев, но наши пришли вовремя.
Сколько раз я слышал эти два слова: «Наши пришли!» Их не забыть — прекрасные слова!
   Можайск сразу стал тылом. Срывают со стен немецкие бумажонки. Вставляют фанеру в рамы. В магазине суета: завтра начнут отпускать хлеб, крупу, конфеты. Только березовые кресты в центре города напоминают о трех месяцах немецкого ига.
   Вот идет по улице немолодая женщина. Она знает, что такое немцы. Ее мужу, Валентину Николаевичу Николаеву, учителю математики и пенсионеру, было шестьдесят два года. Он шел по улице, вынул носовой платок. Немцы его расстреляли — за то, что он «сигнализировал русским летчикам».
   За что они убили двенадцатилетнюю девочку, изнасиловав ее? За что повесили неизвестного патриота? Не нужно спрашивать: на то они немцы.
   Торопятся наши бойцы. Они спасли в Можайске триста друзей. Они спасли в селе Псарево шестьдесят дворов. Они спасли в Семеновском девушку, которую немцы хотели угнать с собой. Они спасли тысячи домов и десятки тысяч жизней. Их подгоняют два слова: «Наши пришли». И мысль: наши ждут. Трудно идти. Снег глубокий — завязаешь. А мороз — тридцать градусов. Но Можайск всех развеселил. Шли дальше, не останавливаясь. За день прошли пятнадцать километров. Вот и Бородино.
   «Недаром помнит вся Россия про день Бородина». Проклятая немчура хотела, чтобы мы забыли о нашем великом прошлом. Когда я подъехал к Бородинскому музею, он еще горел, подожженный немцами. Огненные языки лизали на фронтоне слова: «Славным предкам».
   Почему немцы устроили в музее Бородина скотобойню? Почему, убегая, подожгли музей? Они мстили славным предкам за доблесть славных потомков. Они хотели уничтожить память о 1812 годе, потому что сто тридцать лет спустя Бородино снова увидело героев — в других шинелях, но с русским сердцем.
   Они хотели взорвать памятники. Не успели. Рядом с памятником Кутузову вчера торжественно похоронили трех советских артиллеристов, отдавших свою жизнь за славу и величие России.
   У Бородино немцы хотели задержать наше наступление. Их обошли с севера, и немцы убежали. Они отомстили музею и всем селам окрест. Стоит тяжелый запах гари. В большом селе Семеновском, памятном по 1812 году, из ста семи домов осталось три. Сожжено село Бородино.
   Не забуду я крестьянской семьи возле пепелища. Пришли посмотреть, не пощадил ли чего огонь. Замерзли и грели застывшие руки у головешек того, что еще вчера было их домом. Старик, женщина, четверо ребят. И женщина вдруг истошно крикнула: «Паразиты! Чтоб их!..» Казалось, кричит русская земля.
   Бойцы делятся едой с погорельцами. Бойцы ускоряют свой шаг. Их окрыляет надежда — спасти еще один дом, еще одну семью.
   Широка дорога на запад. Немцы поставили на ней новые столбы с указанием, сколько километров до Москвы. Сосчитать было легче, чем пройти. Наши бойцы теперь не смотрят, сколько от Москвы. Они смотрят, сколько до Вязьмы. Они смотрят, и они идут вперед. Вчера они взяли Уварово — последний пункт Московской области. Генерал Орлов, улыбаясь, говорит: «Скоро ко мне приедете» — он из Белоруссии. А бойцы шутят: «Скоро фрицы вяземские пряники попробуют...».
   В одной деревне ребята показали мне, что немцы бросили, удирая, награбленное добро. Один немецкий офицер оставил сорок бюстгальтеров — решил было и на этом спекульнуть. Мальчонка допытывается: «Дяденька, зачем это немцу?»
   Жалкие люди, они способны убить человека из-за какой-то тряпки. Они защищаются в деревнях потому, что им страшно убираться на мороз. Почему они еще воюют? Да потому, что им страшно держать ответ.
   Мы говорим не о мести — о справедливости. Мы не хотим расстреливать немецких учителей шестидесяти двух лет. Мы не тронем двенадцатилетних девочек. Мы не собираемся поджигать немецкие музеи. Но мы знаем одно: тем, кто убил учителя Николаева, тем, кто убил двенадцатилетнюю девочку, тем, кто поджег музей Бородина, — на земле не жить. Смертные приговоры подписаны и скреплены русским народом.
Россия не забудет второй день Бородина: сожженных сел, уничтоженного музея и доблестных красноармейцев, которые сказали своим славным предкам: мы вас не осрамили, мы отстояли Москву от проклятых чужеземцев.

«Красная звезда», 25 января 1942 года