Продолжение статьи Г.П.Лупарева
Приграничные чешские сельчане встречали нас дружественно. С полей люди приветливо махали руками, а во время остановок несли к машинам воду, фрукты, овощи. Но ближе к Праге в небольших городах стали появляться признаки враждебности. Дорожные указатели были разбиты или замазаны краской. Кое-кто из прохожих уже махал кулаком.
Во второй половине дня двадцать первого августа батареи полка добрались до места назначения. Им оказалось скошенное пшеничное поле на окраине Праги, рядом с которым тянулось шоссе на город Мельник. Позже мы осознали опасность соседства с оживленной дорогой. Привели пушки в боевое положение, развернув их в сторону столицы Чехословакии. Разведчики и связисты уехали в центр города и там окопались на холмах у Влтавы. От них на батареи поступали координаты важнейших объектов, которые надо было обстреливать во время боев, а огневики тренировались в наводке орудий на эти цели. К счастью, стрелять по ним не пришлось.
Офицеры первого дивизиона 113 артполка с болгарскими коллегами. Слева направо: начальник штаба первого дивизиона, майор Попов, командир второго взвода второй батареи, младший лейтенант Донин, командир второй батареи, капитан Фокин, замполит первого дивизиона, майор Косенко.
Зато автоматных очередей в первую неделю звучало много, особенно по ночам. Трассирующие пули полосовали ночное небо то в одной стороне, то в другой. Стреляли из оружия всевозможных марок. И мы быстро научились отличать звуки наших АКМов от выстрелов иностранных пистолетов-пулеметов и автоматических винтовок.
Днем по позициям полка иногда постреливали из проезжавших легковушек. Часовые, размещавшиеся в дозорном окопе недалеко от дороги, хоть и имели приказ отвечать огнем на огонь, палить в ответ из ручного пулемета, как правило, не успевали. Да и боялись попасть в другие автомашины, снующие по шоссе.
На второй день полку пришлось разворачивать орудия на сто восемьдесят градусов для отражения танковой атаки. Прежде чем рассказать об этом эпизоде, приведу выдержку из российской газеты «Аргументы и факты» № 30 за 2008 год. «В Чехословакии была красивая легенда о том, что танкисты из Топольчан приготовились к обороне и сдались, лишь получив личный приказ министра обороны. Но это лишь легенда».
Не знаю, как насчет легенды и топольчанских танкистов, но часов в одиннадцать того дня в нашем полку реально прозвучала команда «К бою!». Позже по батареям прошла информация, что танковая дивизия чехословацкой армии была на учениях, ей предложили срочно вернуться в свой военный городок. Однако один из полков взбунтовался и решил двинуться на Прагу.
Навсегда врезались в память побледневшие лица офицеров и рядовых пушкарей, готовившихся стрелять прямой наводкой. Тогда все – от командира полка до повара – понимали, что нам поставлена смертельная задача. Грузным и неповоротливым дальнобойным пушкам с их низкой скорострельностью не остановить полка танков. Несколько штук мы могли разбить, а остальные вмяли бы нас в жирный чешский чернозем. Тем не менее, держались все достойно, четко выполняя команды и свои обязанности. Исключение составил лишь один капитан. С пренебрежением относившийся к солдатам в мирных условиях, не упускавший возможности поиздеваться над ними, в боевой обстановке он позеленел от страха, панически метался по позиции. Увидев подчиненного офицера в ошалевшем состоянии, начальник штаба первого дивизиона майор В. Попов увел его с собой на командный пункт. А вот сам Попов, успевший молодым солдатом захватить Великую Отечественную войну в противотанковой артиллерии, олицетворял настоящего командира. Суровый и немногословный он вел себя так, что, только глядя на него, бойцы чувствовали себя спокойнее и увереннее.
Опять же к счастью, дуэль, которую артиллеристы называют «смерть врагу, конец расчету», не состоялась. Танковый полк успели окружить ПТУРСами, противотанковыми пушками «Рапира», и заставили сдаться. Но мы часа три простояли в напряженном ожидании боя. За это время прояснились некоторые огрехи в боевой подготовке. Так в каждой батарее имелось по одному ручному гранатомету, но стрелять их него никому из артиллеристов, включая офицеров, еще не доводилось. Даже зарядить гранатометы сразу не могли.
Для меня этот день принес дополнительные испытания. С утра я был направлен в конвойную группу, сопровождавшую на грузовике полковую водовозку. Брали воду из артезианской скважины на ферме километрах в двух-трех от расположения полка. Старшина-сверхсрочник, ежедневно занимавшийся этой работой, проинструктировал: «Ребята, держите автоматы на коленях и во время движения крутите головами по сторонам. Но когда подъедем к ферме, я из водовозки махну рукой. Тогда кладите оружие на пол. Старик, отпускающий воду, очень нервный. Вода, говорит, это дружба, а на автоматы тыкает – это не дружба».
Первый раз поездка прошла без происшествий. Правда, выяснилось, что ферма стоит впритык к чехословацкому радиотехническому полку. Его расхристанные солдатики у ворот смотрели на нас не слишком дружелюбно. От полка ферму отделял высокий бетонный забор, а с других сторон тесную территорию огораживали одноэтажные строения, одно их которых походило на контору. Колонка артезианской скважины стояла посредине двора. Старик-чех немного попрепирался со старшиной, но воду в автомобильную цистерну залил.
Повторно за водой поехали уже часов в пятнадцать, когда стало ясно, что боя с танками уже не будет. Подъехали к ферме. Мать родная! Солдаты-то чехословацкого полка уже вооружены! Въехали во двор фермы. Несколько солдат в заметном подпитии взобрались на забор, что-то крича, целились в нас из автоматов. Наша конвойная группа в количестве шести бойцов замерла в кузове грузовика; не сговариваясь, мы поняли, что за свое оружие нам лучше не хвататься. На этот раз старик, чувствуя поддержку местного воинства, наотрез отказался давать воду. Старшина как раньше трясти его за грудки не стал. Ладно, сказал нам, нарываться на неприятности не будем, поедем в другое место. Отъехали метров на пятьдесят – вслед автоматная очередь, только мелкие ветки и листва деревьев посыпались на каски.
А спустя несколько дней стряслась беда. Секретарь комсомольской организации дивизиона, это была освобожденная сержантская должность, забавлялся в палатке с табельным «макаровым» и докрутил его до случайного выстрела. Пуля пробила палатку и угодила в бедро одному из лежавших неподалеку бойцов. Не повезло земляку Лузину. Его увезли в Дрезден в госпиталь ГСВГ. Ранение оказалось сложным, и парню после нескольких операций ампутировали ногу. В полк для оформления проездных документов он вернулся весной 1969 года на протезе под синими офицерскими брюками. Все алмаатинцы собрались вокруг него. Разговор не клеился. Лузину о своих делах говорить было тяжело, а остальные чувствовали себя какими-то виноватыми перед ним; вроде, ехали на службу все вместе, и вот мы стоим по-прежнему здоровыми и невредимыми, а он инвалид. Вряд ли утешением ему могли послужить и два года дисциплинарного батальона, которые военный трибунал отвесил незадачливому стрелку.
Были во время нашего стояния на чешском поле и курьёзные случаи. После пыльного похода солдаты и сержанты находились в далеко не парадном виде. Спустя неделю-полторы, когда обстановка в Праге несколько нормализовалась, батареям поступила команда постирать обмундирование. А где и как? В окрестности ни ручья, ни реки, ни какого-нибудь водоема. Воду-то привезет водовозка, старшина раздаст нарезанное на дольки мыло, но тазиков или корыт в скудном солдатском хозяйстве нет. И все же стирались! Способ использовали достаточно остроумный. Взвод бойцов берёт лопаты, благо в них недостатка не было, и копает рядом друг с другом небольшие ямки глубиной в два штыка. Потом снимает с какой-нибудь автомашины брезент и расстилает поверх. Там, где выкопаны ямки, брезент образует углубления. В эти углубления из канистр наливается вода и можно замачивать обмундирование. Вода загрязнилась, взвод дружно стряхнул её с брезента, залил новую, и работа пошла дальше.
Подменного обмундирования у нас в поле не было, поэтому все старательно трудились в кальсонах и нательных рубахах. Отстирались, выжали брюки и гимнастерки. Но с сушкой опять проблема. Чистое поле. На чем их развешивать? Только на стволах, щитах и станинах пушек. Заняться этим делом командир расчета поручил мне, а остальных подчиненных увел в палатку, чтобы не маячили белыми пугалами. Но тут появляется комбат Фокин: «Убрать эти флаги, завоеватель...!» К тому времени я уже знал, что возражать такому командиру бесполезно. Собрал в мокрую кучу обмундирование расчета. А после ухода Фокина опять развесил его на пушке. Больше-то негде.
Не успела наша одежка просохнуть, как прозвучал сигнал тревоги, и поступила команда на учебный марш полка. Недосушенное обмундирование охапкой полетело в кузов, а расчет в исподнем принялся спешно приводить орудие в походное положение, цеплять её к тягачу. Рядом прыгали в свои АТС кальсонники других расчетов батареи. Покружив несколько километров, полковая колонна вернулась на прежнее место. Смеху было на несколько дней.
В полевых условиях свободного времени было много, а развлечений и полезных занятий практически никаких. Со скуки артиллеристы взводами гонялись за зайцами, во множестве заскакивавшими на скошенное поле. Потому командование полка использовало любую возможность, чтобы занять личный состав каким-нибудь делом. Пару дней мы работали на уборке сахарной свеклы в соседнем госхозе. Там же трудились сотрудники одного из пражских райкомов Компартии Чехословакии, с которыми солдаты и офицеры полка вели бурные идеологические дискуссии. За добросовестную помощь госхоз подарил каждому дивизиону по цветному телевизору. По возвращению в Германию их установили в ленинских комнатах этих подразделений.
Красили мы и пушки…помазками для бритья. Но особо любимым командирами занятием было копание окопов под орудия. Выкопал личный состав расчета земляное укрытие для своей пушки, день-другой она в нем постояла, потом ее вытащили, а окопчик зарыли. Через несколько дней все по-новому.
Отредактировано Метролог (2013-02-06 10:28:00)
